насильника-отца. Они мучили себя вопросом о том, знала ли их мать об инцесте. Многие были убеждены, что их матери знали, – хотя бы потому, что телесные следы насилия невозможно скрыть. Другие думали, что их матери должны были по поведению дочерей понять, догадаться, что что-то не так, они должны были быть внимательнее к тому, что происходит в семье.

Ева, которая относительно спокойно рассказала о том, как ее отец перешел от подглядывания за ней к прикосновениям к ее гениталиям, несколько раз расплакалась, когда начинала говорить о матери:

Мне кажется, я все время злилась на мать. Я могла любить и ненавидеть ее одновременно. Ведь эта женщина видела, что я постоянно в депрессии, рыдаю как истеричка, но она даже слова мне не сказала! Ну разве нормальной матери может быть все равно, что ее дочь постоянно плачет? Я не могла сама рассказать ей, что происходит, но если бы она меня спросила… Не знаю. Может быть, я все равно ничего не сказала бы ей. Боже мой, как я хотела, чтобы она догадалась, что он со мной делает!

Ева выражала желание, которое я слышала от многих жертв инцеста: чтобы кто-то каким-то образом, желательно, чтобы это была мать, догадался об инцесте, и жертве не пришлось бы терпеть боль, рассказывая о том, что происходит.

Я согласилась с Евой, что бесчувственность матери в ее случае была невероятной, но это еще не означало, что ее мать что-то знала.

Бывают три типа матерей в таких семьях: те, кто действительно ничего не знает, те, кто догадывается, и те, кто точно знает о происходящем.

Возможно ли, чтобы мать жила рядом с совершающимся преступлением и не знала о нем? Есть теории, которые утверждают, что это невозможно. Но я не согласна. Существуют матери, которые действительно ни о чем не догадываются.

Второй тип матерей – это классические «молчаливые соучастники», которые носят шоры. Все симптомы инцеста очевидны, но мать предпочитает ничего не видеть и не слышать, пытаясь таким образом защитить саму себя и сохранить семью.

Третий тип матерей больше всего достоин порицания. Это те, к кому дети обратились за помощью и рассказали о происходящем, но кто ничего не сделал, чтобы помочь. Так ребенок оказывается преданным дважды.

Когда Веронике было тринадцать, она предприняла отчаянную попытку рассказать матери о насилии со стороны отчима:

Я чувствовала себя как в ловушке. Я надеялась, что если все расскажу матери, она, по крайней мере, поговорит с ним. Какая глупость! Она сразу начала плакать и сказала мне… Я никогда не забуду ее слова: «Зачем ты рассказываешь мне это, что ты хочешь от меня? Я девять лет прожила с твоим отчимом, он не способен на такое. Он пастор! Все его уважают. Тебе это все приснилось. Почему ты хочешь разрушить мою жизнь? Бог тебя накажет». Я не могла поверить своим ушам! Мне так сложно было рассказать ей обо всем, а она обвинила меня. Закончилось тем, что я еще ее и успокаивала.

К сожалению, реакция матери Вероники довольно обычна, она была классической «молчаливой соучастницей», пассивной, зависимой и инфантильной. Ее волновало лишь собственное благополучие и сохранность ее семьи, поэтому она была готова отрицать все, что могло расшатать семейную лодку стабильности.

Нередко «молчаливые соучастники» сами являются жертвами инцеста. Самооценка таких людей чрезвычайна низка, и, возможно, они заново переживают свой детский опыт. Обычно они очень пугаются любого конфликта, угрожающего семейному статус-кво, потому что не хотят осознавать ни собственные страхи, ни свою зависимость. Как это часто происходит, в случае с Вероникой все закончилось тем, что девочка стала утешать мать, хотя в поддержке нуждалась она сама.

Бывают и такие матери, которые подталкивают дочерей к инцесту. Лиля, которая была в той же терапевтической группе, что и Вероника, рассказала ужасную историю:

Многие считают, что я красива, и я знаю, что мужчины засматриваются на меня, но сама я большую часть жизни ощущала себя как инопланетянин из фильма «Чужой»: отвратительной, покрытой слизью. То, что мой отец делал со мной, было ужасным, но то, что делала моя мать, причиняло куда больше боли. Она была посредницей. Она сама назначала время и место и часто держала меня, прижимая мою голову к своим коленям, пока он меня насиловал. Я умоляла ее, чтобы она не заставляла меня делать это, но она говорила: «Пожалуйста, дорогая, сделай это. Ему недостаточно только меня, а если ты не дашь ему то, что он хочет, он найдет другую женщину, а мы окажемся на улице».

Я все пытаюсь понять, почему она так поступала, у меня сейчас двое собственных детей, и те события кажутся мне самой невероятной вещью, на которую только может решиться мать.

Многие психологи полагают, что «молчаливые соучастницы» пытаются передать дочерям обязанности супруги и матери. В случае с Лилей, похоже, так оно и было, хотя поражает откровенность, с которой она это делала.

Я делаю вывод, что большинство соучастниц не то чтобы стараются передать дочерям материнскую роль и роль жены, они, скорее, отрекаются от собственной силы и власти. Чаще всего они не подталкивают дочерей на свое место, но позволяют агрессорам-мужьям доминировать над собой и дочерями. Их страхи и зависимость от супруга оказываются сильнее, чем материнские чувства, поэтому их дочери остаются без защиты.

Наследие инцеста

Каждый взрослый, ставший жертвой инцеста, ощущает себя безнадежно неадекватным, недостойным и действительно порочным. На первый взгляд жизни этих людей могут казаться непохожими, но у них у всех общее наследство: они чувствуют себя грязными, ущербными и отличающимися ото всех остальных людей. Жизнь Полины серьезно разладилась под воздействием этих эмоций:

Когда я шла в школу, мне казалось, что у меня на лбу клеймо: «жертва инцеста». И до сих пор я думаю, что люди могут увидеть внутри меня, какая я отвратительная… Я не такая, как все. Я ненормальная.

За годы практики я услышала от жертв инцеста разные характеристики, они чувствовали себя как «человек-слон», «пришелец», «сбежавший из психушки», «последнее ничтожество».

Инцест – это своеобразная форма психологического рака. Это не смертельное заболевание, если вовремя начать лечение, хотя это и будет больно. Полина терпела без лечения двадцать лет. И это оказало негативное влияние на всю ее жизнь, особенно на личные отношения.

«Я не знаю, что такое любовь»

Ненависть Полины к самой себе привела ее к серии унизительных отношений с мужчинами. Ее первый опыт с отцом был пропитан предательством и