– Ты мне предлагаешь в психушку тащиться? – возмутился Зверобой.

Клеомен нарочито мило улыбнулся.

– Да он Иму покусал! Какое создание кинется на аниото? Даже у психов есть инстинкт самосохранения, а у этого ничего не осталось!

– Хочешь, звони шефу. Но сам. Я его уже как-то отрывал от женщины ночью. Больше ошибок не повторяю. Уволь.

– От женщины ноч… – Зверобой прервал сам себя. Он не сразу понял, что речь о Марусе, а когда понял, сообразил, что последние несколько часов и думать о Козловой забыл. Да и как-то не тронула его особо догадка Клеомена о том, где шеф ночует, точнее с кем.

– Ладно. Обойдусь своими силами. Пошли, великое дитя пламени! – Зверобой критично оглядел Харикон. Ревность отступила и желание было уже не таким острым. – Фальшивить по пути продолжишь.

– Я не фальшивила, – строго проговорила девчонка, насупив брови и поднимаясь.

– Слушай, а чего ж ты после пробуждения в ванной-то от меня пряталась и визжала? – поинтересовался Зверобой уже в машине, когда они покинули остров. Раньше раздражение и злость не позволяли вычислить небольшие нестыковки в поведении спутницы. – А теперь спокойно голышом разгуливать можешь. Странно это, не находишь?

Феникс отвернулась к окну и губу прикусила.

– Так что? – Зверобой почувствовал, что попал в нужное русло.

– Не скажу, – пробубнила она.

– Что?! – черт рассмеялся. Он ушам своим не поверил. Куда подевались самоуверенность, прямолинейность и беспардонность? Словно другое создание рядом с ним появилось.

– Мне? И не скажешь? Я же твоя любовь.

Он откровенно насмехался и не скрывал этого.

Харикон повернулась к Зверобою, внимательно, серьезно его оглядела с ног до головы. От этого взгляда черту стало немного не по себе, и улыбка исчезла с его лица. Но было поздно. Не говоря ни слова, Птица открыла дверь и огненным вихрем на ходу выпорхнула из машины. Что перешел черту, Зверобой понял за мгновение до того, как она улетела.

Нарушив правила, он резко свернул на обочину и затормозил. Феникс не поймать и не отыскать – так говорят. Ее могут лишь спящую случайно обнаружить счастливчики, но и это сделать непросто. Она – суть золотого мыслящего пламени, его воплощение. Энергия, укротить которую не удалось еще никому. Зверобой впервые в жизни почувствовал себя непроходимым глупцом, хотя признаться себе в этом не решился. Минут пять постоял на тротуаре, вглядываясь в предрассветное небо, сел обратно в машину и продолжил путь.

– Вот и хорошо, – процедил он сквозь зубы, подъехав к новому зданию психиатрической клиники. Настроение окончательно испортилось. Он досадовал на себя, на свою жизнь в целом, на странное чувство пустоты и тоски, медленно разрастающееся в груди, но особенно на Харикон. Сначала в вечности убеждала, потом при первой же трудности убежала. И немаловажно, что от начальства выговор теперь обеспечен.

– Чем могу помочь? – вежливости в голосе ночного администратора не звучало, чему Зверобой обрадовался. Он был настроен бить, а не любезничать. Предъявив печать сотрудника Интерпола, и в довольно грубой форме изложив цель визита, черт получил пропуск и карту здания с отметкой нужного отделения.

Пропуск пришлось показывать трижды. Наконец миновав все посты и двери, Зверобой в сопровождении санитара оказался в комнате Болотной Твари. Тот не спал.

– Он по ночам не спит, – прокомментировал сопровождающий. – Орите, если что.

Санитар вышел, оставив посетителя наедине с пациентом.

– Привет, – поздоровался Зверобой, включил диктофон, взял стул и устроился поудобнее рядом с кроватью. – Как дела?

– Я в психушке, – ровным голосом ответил Тварь через минуту, все так же безучастно созерцая потолок.

– Это плохо или хорошо?

– У меня нет оценочных суждений, – все с той же задержкой ответил пациент. – Это результат приема препаратов.

– Удобно, – согласился черт, припомнив свое поведение с фениксом.

Тварь не ответил.

– Чего у вас еще теперь нет?

– Эмоциональных перепадов нет. Собственности нет.

– А книгу свою помните? – Зверобой решил быть прямолинейным. Он не Лик, и работать при опросе как профессиональный психолог не умел, но выбора не было.

– Какую? – Тварь на все вопросы отвечал с одинаковой задержкой. Казалось, у него не только эмоции исчезли и суждения, но и анализ услышанного ему давался с трудом.

– Самую ценную. Рукопись Гуфо.

– У меня нет рукописи.

– Но была?

На этот раз Тварь молчал дольше обычного.

– Так была у вас рукопись Арно Гуфо?

– Была.

– Где вы ее взяли?

– Украл.

– У кого?

– У Массимо Колибри.

Зверобой нахмурился. Имя звучало знакомо.

– Кто это?

– Художник, инсталлятор.

Черт вновь покопался в памяти, но безуспешно. Публичной личности такой он, хоть убей, не помнил, но все еще испытывал странный дискомфорт, словно что-то упускал. Нечто важное. Зверобой достал планшет, забил имя в поисковик и вспомнил.

Это было дело Козловой. Они тогда с шефом вдвоем сотрудничали с жандармерией в лице комиссара Гийома. Парень из волчицы скобами мертвого ангела слепил и к потолку подвесил.

– Расскажите подробнее о краже.

Повествование у Твари вышло длинное, ровное, с большим количеством деталей, и порой совершенно бесполезных на взгляд Зверобоя.

– Почему вы решили похитить записи?

– Колибри был не в своем уме. Бредил идеей великого совершенства форм и сущностей. Я рассудил, что он может испортить записи или уничтожить их. Я собирался использовать книгу не для ерунды, а глобально: хотел войти в историю, открыв истинные подробности жизни и смерти Арно Гуфо. Создания обязаны знать правду, а я обязан прославиться.

– Что вы делали с рукописью дальше?

– Нашел переводчика.

– Колибри не переводил?

– Переводил, но его дневник я не нашел.

– Что произошло дальше? – Каждый раз Зверобою приходилось задавать наводящий вопрос – это утомляло.

– После чего? – не понял Тварь.

– После того, как нашли переводчика.

– Он не перевел. Направил к криптографу.

– А криптограф что с рукописью сделал? – Черт начал нервничать. Диалог с Тварью напоминал беседу с маленьким ребенком, который занят каким-то своим очень важным делом.

– Месяц водил меня за нос, а потом умер.

– То есть книгу вы так и не прочли?

– Нет.