Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дверь с тяжелым шорохом открылась, на пороге появилась Мередит. Я безуспешно попытался поймать ее взгляд, потом услышал, как Холиншед говорит:
– Мистер Маркс.
Рука Филиппы соскользнула с моей. Я встал и пошел к двери, двигаясь рывками, механически, как Железный Дровосек. Остановившись на пороге, я еще раз посмотрел на своих однокурсников. Они все сидели, отвернувшись, глядя куда угодно, только не на меня, – кроме Александра, который украдкой едва заметно мне кивнул. Я опустил голову и нырнул в комнату.
Она оказалась больше, чем я ожидал, как галерея, но с низким потолком, не такая светлая. Окна выходили на длинную подъездную дорожку к Холлу, величественные кованые ворота издали казались всего лишь колючими черточками. Когда за мной громко хлопнула дверь, я вздрогнул. В комнате было четверо – в углу у окна стоял Фредерик; к огромному столу с когтистыми лапами на ножках, упершись подбородком в грудь, прислонился Холиншед; за столом, опустив голову на руки, сидела Гвендолин; был еще мужчина помоложе, широкоплечий, с рыжеватыми волосами, в коричневой куртке-бомбере поверх рубашки с галстуком. Я уже мельком видел его в Замке перед тем, как нас пригнали в Холл.
– Доброе утро, Оливер.
Он протянул руку, которую я пожал липкими пальцами, понимая, что, должно быть, выгляжу отчасти смешно в этом молью траченном одеяле, свисающем с плеч, как плащ свергнутого короля.
– Это детектив Колборн, – сказал Холиншед. Он взглянул на меня поверх очков, сурово и безжалостно. – Он задаст вам несколько вопросов о Ричарде.
Гвендолин всхлипнула и зажала рот ладонью.
– Ладно, – сказал я.
Язык у меня был как наждак.
– Не нужно нервничать, – сказал Колборн, и у меня в мозгу эхом отозвался истерический смех двухчасовой давности. – Мне просто нужно, чтобы вы рассказали, что случилось, а если не помните, так и говорите. Лучше совсем никакой информации, чем ложная.
– Хорошо.
– Может, присядете? Так проще.
Он указал на стоявший передо мной стул. Был еще один, развернутый ко мне, перед столом Холиншеда; тоже пустой.
Я опустился на стул, гадая, не исчезнет ли он прежде, чем я сяду, и не упаду ли я на пол. В тот момент ничто не выглядело надежным и прочным – даже мебель. Колборн сел напротив меня, на другой стул, сунул руку в карман. Обратно она появилась с маленьким черным диктофоном, который детектив поставил себе за спину, на край стола Холиншеда. Диктофон был уже включен, в лицо мне светил красный огонек.
– Не возражаете, если я буду записывать на диктофон? – спросил Колборн достаточно вежливо, но я знал, что отказаться нельзя. – Если не писать в блокноте, я смогу сосредоточиться на том, что вы говорите.
Я кивнул и поправил одеяло. Достоинство значения не имело, а я не знал, куда деть руки.
Колборн подался вперед и сказал:
– Итак, Оливер. Можно звать вас Оливер?
– Конечно.
– И вы студент четвертого курса театрального?
Я не знал, ждут ли от меня ответа, поэтому ответил на полсекунды позже, чем было нужно:
– Да.
Колборн, казалось, не заметил, только перешел к следующему не-вопросу.
– Декан Холиншед сказал мне, что вы из Огайо.
– Да, – снова с опозданием сказал я.
– Скучаете вообще по дому? – спросил он, и я ощутил почти облегчение.
– Нет. – Я мог бы ему сказать, что, как по мне, Деллакер и есть дом, но не хотел говорить больше, чем требовалось.
Колборн: Вы из большого города?
Я: Среднего, наверное. Больше, чем Бродуотер.
Колборн: В школе играли в театре?
Я: Да.
Колборн: Нравилось? Как оно было?
Я: Нормально. Не как здесь.
Колборн: Потому что здесь?..
Я: Лучше.
Колборн: У вас близкие отношения? У вас шестерых?
Это прозвучало непривычно. Нас всегда было семеро.
– Как у братьев и сестер, – сказал я и тут же пожалел об этом, не зная, насколько быстро всплывет слово «соперничество».
– Вы живете в одной комнате с Джеймсом Фэрроу, – чуть тише сказал Колборн. – Вы там спали прошлой ночью?
Я кивнул, не слишком веря в себя, чтобы говорить. Мы решили, что Джеймс подтвердит мои слова. То, что какой-то пьяный первокурсник видел меня на лестнице с Мередит, не означало, что мы должны признаться в том, что произошло дальше.
– Во сколько вы легли? – спросил Колборн.
– В два? В половине третьего? Где-то так.
– Хорошо. Расскажите мне, что случилось на вечеринке, как можно подробнее.
Я перевел взгляд с Колборна на Фредерика, потом на Холиншеда. Гвендолин сидела, глядя в столешницу, ее волосы безжизненно висели.
– Плохих ответов нет, – добавил Колборн. В его голосе слышалась легкая хрипотца, из-за чего казалось, что он старше, чем есть.
– Да, хорошо. Извините. – Я покрепче ухватил одеяло, мечтая, чтобы перестали потеть ладони. – Так. Мы с Джеймсом и Александром вышли из КОФИЯ вскоре после половины одиннадцатого, шли не торопясь, так что в Замке были, наверное, часов в одиннадцать. Налили себе выпить, потом потеряли друг друга. Я просто, не знаю, какое-то время бродил. Кто-то мне сказал, что Ричард наверху, пьет в одиночестве.
– Не знаете, почему он не общался со всеми остальными? – спросил Колборн.
– Да нет, – сказал я. – Я решил, что он спустится, когда будет готов.
Он кивнул.
– Продолжайте.
Я взглянул в окно, на долгую извилистую дорогу, что вела прочь от Деллакера, исчезала в серой дали.
– Я вышел во двор. Поболтал с Рен. Поболтал с Джеймсом. Потом мы услышали… услышали шум, вроде бы в доме. И пошли узнать, что там. К тому времени мы с Джеймсом остались вдвоем. Куда пошла Рен, не знаю.
– А вы были во дворе, так?
– Да.
– Когда вы вернулись в дом, что произошло?
Я поерзал на стуле. Два разных воспоминания боролись за главенство: правда и версия, которой мы решили придерживаться.
– Сложно сказать, – ответил я, ощущая какое-то мимолетное утешение в том, что эти два слова честны. – Музыка громкая, все говорят одновременно, но Ричард кого-то ударил – я не помню, как его зовут. Колин повел его в медпункт.
– Алан Бойд, – сказал Холиншед. – Мы с ним тоже побеседуем.
Колборн не обратил внимания на это замечание, сосредоточившись на мне.
– А что было потом?
– Мередик – в смысле Ричард и Мередит – ссорились. Точно не знаю из-за чего.
На самом деле я точно не знал, сколько Мередит им рассказала.
– Остальные говорили, что Алан уделял ей чуть больше внимания, чем хотелось бы Ричарду, – сказал Колборн.
– Может быть. Я не знаю. Ричард был пьян – то есть больше, чем пьян. Буен. Наговорил всякой мерзости. Мередит расстроилась и ушла наверх, не хотела никого