– Налью вам что-нибудь выпить, – сказала Одалия; гость молча уставился на нее. – Что-нибудь для успокоения нервов, – уточнила она.

Ясное дело, не чай и не кофе, и он тоже понял, что, приняв из ее рук коктейль, успокоит в первую очередь нервы хозяйки.

– Спасибо.

Одалия вышла, чтобы смешать коктейль, лейтенант-детектив проводил ее взглядом, а я воспользовалась моментом и проскользнула по коридору в спальню подруги – переодеться. Если Одалия и заметила ободранный подол платья, которое я за несколько часов до того у нее одолжила, то не сильно огорчилась, во всяком случае, замечания не сделала. Я и так знала, что упрекать меня она не станет, но все-таки терзалась угрызениями совести: я испортила вещь, которую не могла ей возместить. В соседней комнате захлопали крышки от сельтерской воды, резкое стаккато. За месяцы с моего переезда мы с Одалией привыкли делить один большой шкаф на двоих, и теперь я стояла перед ним, изучая содержимое. Подбирая, что бы надеть, я слышала, как Одалия идет с подносом к журнальному столику, позвякивал в бокалах лед. Резкий аромат свеженарезанного лайма поплыл из гостиной в спальню, и я сообразила, что Одалия угощает лейтенанта-детектива коктейлем с джином. Она-то никогда не пила спирта с можжевеловым сиропом – «самопального джина», который подавали в подпольных барах, – и ради гостя достала последнюю бутылку настоящего английского из бара в кухне (впрочем, назавтра там таинственно появится непочатая бутылка). Как ни странно, у меня от предвкушения потекли слюнки, никогда прежде такого не было, я ведь по части выпивки дилетант.

Я беспомощно оглядывала висевшие передо мной наряды и пыталась выбрать поскорее. Если бы лейтенант-детектив деликатно удалился, как диктуют правила приличия, я бы попросту натянула ночную рубашку и спокойно провела остаток вечера. Но этот вариант, понятно, исключался. Сама по себе моя рубашка отнюдь не была неприличной – напротив, она смахивала на те бесполые одеяния, которые нас принуждали носить в приюте, из выбеленного полотна, жесткого и царапучего, высокий накрахмаленный воротник, длинные рукава, стянутые завязками. Но я бы скорее умерла, чем показалась лейтенанту-детективу в ночной рубашке, в любой, а тем более в этой. Я пошарила в поисках чего-нибудь более уместного.

– Прекрасные браслеты, – услышала я слова лейтенанта-детектива и сразу сообразила, о каких браслетах речь. В бар Одалия их не надевала, но, войдя в гостиную, я заметила, как они блеснули у нее на запястьях.

То была пара бриллиантовых браслетов, подобных которым я никогда не видывала в своей – провинциальной, конечно – жизни. Далеко до них тем украшениям, что я перебирала в шкатулке миссис Лебран, когда та учила меня чистить драгоценные камни и их оправу. Едва ли я в жизни еще увижу что-то равное бриллиантовым браслетам Одалии. Но тогда меня больше удивляло, что я никогда не замечала их на Одалии вне дома. У нее имелась странная привычка надевать их, когда она оставалась в отеле, носить их в апартаментах, как обычные женщины – домашнее платье.

– Настоящие? – спросил лейтенант-детектив.

Послышался смех Одалии, музыкальные перлы-переливы, кульминация двусмыслицы: то ли «да, разумеется», то ли «что за глупости» – вместе и неразделимо. Я сама давно уже гадала, но не набралась дерзости спросить прямо. Наконец-то я нашла кое-что свое, затиснутое в глубину шкафа. Я накинула простенькое голубое хлопчатобумажное платье и вернулась в гостиную, однако остановилась на пороге, вне поля их зрения, чтобы хорошенько рассмотреть обоих, пока они не видят меня.

– Видите ли, – заговорила Одалия, взволнованно придвигаясь к гостю, – это подарок. Я и не спрашивала, настоящие они или нет.

Она вновь рассмеялась, а я отметила, как она произнесла слово «подарок» – выплюнула, словно горечь. Заметил это и лейтенант-детектив.

– Вот как? Подарок?

– А, ну да. Точнее сказать – подношение к помолвке.

– О, прошу прощения. Мне почему-то казалось, что вы… – Он поискал необидное определение, но так и не нашел. – Холостячка, – сказал он наконец, поставив в женский род известный и не считающийся оскорбительным «мужской» термин.

Одалия улыбнулась – польщенно и загадочно, эдакий сфинкс.

– Так и есть.

– Еще раз прошу прощения.

На это замечание Одалия ничего не ответила, вытянула руки, побренчала браслетами перед лейтенантом-детективом.

– Но они и впрямь великолепны, не правда ли?

Это не было вопросом. Одалия медленно вращала запястьями, и бриллианты сверкали всем спектром своих крошечных призматических граней. Лейтенант-детектив восхищенно ловил их отблеск.

– Никогда не видел, чтобы женщина носила одинаковые браслеты на обеих руках.

И вновь ее рот скривился, будто от горечи. Она улыбнулась лейтенанту-детективу, рассмеялась – резко, невесело.

– Да. Словно… словно наручники, да?

Она скрестила руки, позируя. Лейтенант-детектив от такого мрачного сравнения вздрогнул и молча воззрился на Одалию. Та склонилась к нему еще ближе:

– По правде говоря, – доверю вам тайну – все обручальные подарки таковы. В том или ином смысле. – Она игриво склонила голову набок, но что-то угрюмое было в ее лице и манерах. И меня кольнула глухая ревность – но которого из этих двоих я не желала уступать другому?

Я затаила дыхание, следя за тем, как Одалия до дюймов сокращает расстояние между собой и гостем.

– Как ни приукрашивай, суть не меняется. «Хоть розой назови ее, хоть нет»,[17]– кокетливо намекнула она. И почему-то странно отдалось в ушах упоминание розы, созвучное моему имени. – Как думаете, арестованные в участке позавидовали бы, если б знали, что мои наручники ярче блестят?

Улыбка Одалии растянулась волчьим оскалом, накрашенные губы приподнялись, обнажив белизну зубов, она уже чуть ли не прижималась к лейтенанту-детективу. И я не стерпела: остро захотелось нарушить этот интим. Я кашлянула, обозначив свое присутствие.

Оба резко обернулись – двое диких зверьков, встрепенувшихся в тревоге: кто-то подкрался. Лицо лейтенанта-детектива до самых ушей залила краска, он так и подскочил.

– А! Да! Ну что ж. Пора мне. Рад был проводить вас, мисс Бейкер.

– Благодарю вас, лейтенант-детектив. За всю вашу… – Я поискала слово, не нашла, беспомощно пожала плечами и пробормотала: – За ваши благодеяния.

Язвить я не собиралась, но, кажется, именно так воспринял мою реплику лейтенант-детектив. Выпрямился, напряженный, готовый чуть ли не извиниться за прискорбные события этого вечера – и за то, что попался, когда строил глазки Одалии, и за то, что испортил платье; возможно, даже за сам рейд. Взял шляпу, повернулся к двери.

– О, Фрэнк, посидите еще. Вы даже не допили, – напомнила Одалия, указав на стакан с джином и лаймом, – и впрямь до дна оставалось еще далеко. Она игриво потянула «Фрэнка» за рукав.