Катя покосилась на нетронутую мисочку с бульоном и с искренней заботой осведомилась:

— Вы плохо себя чувствуете?

Кадес печально склонил голову.

— Я умираю, дорогая эндора, — Катя издала изумленный вздох, и он промолвил: — Несколько лет назад подосланный убийца ударил меня ножом, смазанным ядом. Рана моя смертельна, и исцеления нет.

Катя действительно удивилась: Кадес не выглядел больным, тем более, умирающим от яда.

— Поэтому я и создал тот фолиант, который, попав к вам в руки, совершил все эти удивительные метаморфозы с вашей сущностью, — признался Кадес. Слуга бесшумно убрал нетронутый бульон и поставил перед господином хрустальный бокал с водой. — Только эндора, создание, подобное вам, способно управлять смертью. После того, как вы меня исцелите, я с радостью верну вас домой, не забыв и о достойных дарах.

Казалось, Катя давно утратила способность удивляться чему бы то ни было, однако теперь ее изумление было огромным и очень искренним — и удивлялась она самой себе. Человек, расположившийся напротив, был причиной всех ее бед и страданий. Хотела найти виноватого — ну вот он, сидит рядом и не отрицает своей вины. Теперь можно орать на него, кричать, что он взял и разрушил ее жизнь, даже оплеух надавать. Да что там примитивные оплеухи! — это слишком уж просто, арсенал магов был богат на нетривиальные способы выражения неприязни. Но Катя смотрела на Кадеса и не чувствовала ничего, кроме искренней жалости и желания помочь. Это ее и поражало.

— Скажите, господин Кадес, — медленно проговорила Катя. — После того, как я помогу вам, вы сможете вернуть все, как было? Лишить меня магических способностей?

Кадес посмотрел на нее с откровенным удивлением, словно всей его природе было невероятно чуждо и дико желание стать простым человеком, когда существует магия, выкинуть прочь все невероятные возможности и покинуть волшебную сказку, чтобы каждый день к восьми утра ездить на работу в набитом людьми транспорте.

Потом он, кажется, понял.

— Разумеется, — кивнул Кадес. — Разумеется, дорогая эндора. Не хочу представлять, что вам пришлось пережить, если вы добровольно отказываетесь от всего, что может дать магия. Я заберу у вас все способности к чародейству завтра утром, после того, как закончится ритуал. И сочту за честь выполнить любые другие ваши пожелания.

Катя задумчиво ковыряла двузубой вилкой кусочек ноздреватой пышной лепешки. Яркий запах ванили и клубники мягко щекотал обоняние, но недавний острый аппетит куда-то пропал.

— Нет у меня никаких пожеланий, — с горечью призналась Катя, в конце концов. — Я хочу вернуться домой и снова быть собой. Обычной Катей Дубцовой, а не эндорой.

Скрипнула дверь, и в обеденный зал резким решительным шагом вошел Эльдар. Катя невольно поежилась: она никогда не видела его настолько разгневанным. Казалось, по кончикам его коротких волос пробегают мелкие потрескивающие молнии.

— Как это мило, дорогой Кадес, — с подчеркнутой вежливостью промолвил Эльдар, садясь за стол рядом с Катей, — запихать меня в брюхо вашей барракуды. Как это, черт возьми, гостеприимно!

Кадес примирительно вскинул руки ладонями вверх.

— Я хотел побеседовать со своей прелестной гостьей наедине, — спокойно, но очень твердо, голосом человека в своем праве произнес он. — Без вашего живого участия, дорогой друг, уж простите мне эту вольность хозяина дома. К тому же, вашей руке стало гораздо лучше, разве нет?

Эльдар медленно кивнул, словно прислушивался к себе, оценивая результаты пребывания в брюхе чудовища. Бесшумный слуга поставил перед ним высокий бокал с вином.

— Да, — сказал он. — Да, за это спасибо. Так что же вы решили?

— Я помогу Кадесу, — негромко вымолвила Катя. — Взамен он избавит меня от способностей и вернет нас домой.

Эльдар медленно повернулся в ее сторону. Катя не могла заставить себя посмотреть на него, но чувствовала, что он глядит на нее так, словно встретил впервые.

— Это моя жизнь, Эльдар, — тихо проговорила Катя. — Это моя жизнь, и я хочу прожить ее просто и без приключений. Хватит с меня магии.

От Эльдара так и веяло глухим раздражением непонимания. Катя боялась посмотреть: она знала, что он поражен до глубины души, даже разочарован. Для него лишиться магии — то же, что и руку отрубить.

Но она-то, Катя, другая.

— Я могу забрать у вас способности эндоры, — подал голос Кадес, — и сделать, например, знахаркой. Или травницей.

— Нет, — откликнулась Катя, и вряд ли она когда-либо еще ощущала подобную решимость. Кадес мягко улыбнулся и понимающе кивнул. Эльдар откинулся на спинку стула, помолчал и произнес:

— Кать, не руби сплеча. Подумай.

— Вот поэтому я и хотел поговорить с ней наедине, — промолвил Кадес. — Вы слишком подавляете, друг мой. Чего вы боитесь? Что не сможете ее любить, если она станет обычной человеческой девочкой? Или что она не сможет любить вас? Ваши опасения напрасны, уверяю.

Эльдар неприятно ухмыльнулся. Катя вдруг почувствовала, как за его спиной дрогнули и зашевелились оскаленные головы меречи — невидимые, но вполне осязаемые.

— И напрасны они, в первую очередь, потому, что вы ее не любите, — продолжал Кадес, задумчиво водя пальцем по краю бокала. Резной хрусталь откликался тонким мелодичным звуком, будто вздыхал. — Потому что любовь — это желание блага, прежде всего, любимому, а не себе. Разве не так?

Вопрос остался без ответа. Эльдар молчал, глядя куда-то в сторону. Катя сидела ни жива, ни мертва. «Скажи хоть что-нибудь! — кричала Эльдару ее душа. — Хоть слово!» Не может ведь быть так, чтобы все, что случилось за эти полгода, произошло потому, что у него были какие-то другие мотивы, что он спасал ее, например, ради личной выгоды и никакой любви там и близко не было.

— Пройдите мимо, дорогой друг, — с искренней горечью посоветовал Кадес. — Пройдите мимо, и оставьте человеческую девочку с ее выбором и с ее счастьем.

Покосившись в сторону Эльдара — она еще не осмеливалась посмотреть на него прямо — Катя увидела браслет с серебряными драконами на его правом запястье. Как давно это было, — браслет, так и не наступивший Новый год в старой питерской квартире, их любовь, которая могла бы случиться только тогда — и как далеко отсюда, и насколько теперь не имеет смысла. Катя вдруг осознала, что скоро все действительно закончится, и она потеряет Эльдара навсегда.

— Это не так, — глухо произнес Эльдар. — Вы не можете об этом судить. Ей лучше знать о моих чувствах.

Кадес горько усмехнулся, но ничего не сказал. Откуда-то издалека донесся хрустальный звон сотен колокольчиков, и Эльдар вдруг встрепенулся, словно его окликнули, словно этот тонкий звук предназначался лично ему.

— Могу, — сказал Кадес. — Поэтому пусть она выполнит то, для чего я ее создал, и спокойно пойдет своей дорогой. Если вы готовы, дорогая моя, то я готов тоже. Не будем оттягивать неминуемое.