— Разве ты с ним не встречался под Устюгом? — напомнил Василий Васильевич, давая понять, что ему многое известно о той встрече. — О чем вы там говорили? Уж не замышляли ли с силой супротив меня собраться?

Дмитрий Шемяка сумел перебороть смущение, стало быть, и об этом Василию известно. Видать, кто-то из бояр нашептал, но ответил уверенно:

— Ничего дурного я против тебя не замышлял, князь. Как ты считаешь, если бы я доверял Василию, разве пошел бы я к нему с ратью?

Довод был разумным.

— Однако Васька Косой под Москвой с полками стоит. Погостишь ты у меня, Дмитрий Юрьевич. Хозяин я гостеприимный, выделю для тебя просторные хоромы. Рынды! — заорал московский князь.

На крик Василия Васильевича вошли два дюжих молодца с бердышами.

— Уюта, князь, не обещаю, но сыт будешь. Взять князя! — ткнув пальцем в Дмитрия Шемяку, приказал Василий. — Бросить его в темницу!

— За что, князь, бесчестишь? — попытался вырваться Дмитрий.

— Держать в темнице до тех пор, пока с Васькой Косым не сквитаюсь! — Рынды нерешительно застыли: дело ли, самого князя взашей толкать! А Василий Васильевич уже прикрикнул на нерадивых: — Ну чего рты раззявили?! В холодную его… держать на воде и хлебе!

Полки Василия Васильевича прошли по нешироким улочкам посада, и скоро лес поглотил растянувшуюся колонну.

Вместе с великим князем шли Иван Можайский и литовский князь Баба Друцкой. Иван Можайский ехал рядом с Василием и временами поглядывал на сумрачное лицо великого князя, пытаясь разгадать причину его печали.

Не приходится удельным князьям выбирать господина, чаще служат тому, за кем большая сила. Год назад был Иван Можайский вместе с Юрием Дмитриевичем, теперь со своими полками влился в дружину Василия Васильевича, только так и возможно сохранить удел. Конечно, между ними уже не существовало той прежней сердечности, какая связывала двоюродных братьев в юношестве, однако он в числе первых признал старшинство Василия после смерти Юрия Дмитриевича, а значит, Иван не случайно ехал с московским князем стремя в стремя.

Иногда Ивану Можайскому казалось, что Василий поглядывал на него недобро, и тогда холодело внутри от страха. Сейчас Василий Васильевич в силе, самое время вспомнить прежнюю обиду, когда Иван Можайский отказал в помощи московскому князю, переметнувшись к его врагу, Юрию Дмитриевичу. Василий может приказать своим стражам, не отстававшим от великого князя ни на шаг, схватить его и стеречь в Коломне вместе с Дмитрием Шемякой. Поохают бояре, попричитают и примут от московского Васьки нового князя. Московские князья не умеют прощать обид. Они могут держать при себе сотоварищей, но только до тех пор, пока этот союз не противоречит собственным интересам. Стоит только разойтись в малом, как из друзей они превращаются в опаснейших врагов.

Московские князья сгубили тверских князей в Орде, когда решался спор, какому городу на Руси быть первым. Шепнули хану, что против него недоброе дело тверичи замышляют, отсыпали дорогих камней хитроглазым мурзам, и приговор свершился. Иван Можайский знал: сейчас Василий нуждается в его поддержке, оттого и идут их лошади голова к голове, но как только разобьют они Косого, припомнятся старые обиды. Ивану Можайскому подумалось, а не лучше ли для него, если бы Василий Васильевич потерпел поражение, а московский стол занял Васька Косой. Уж как-нибудь он с галицкими князьями поладил бы!

Иван посмотрел на Василия, который, не догадываясь о тайных помыслах можайского князя, трепал по шее лошадь. Конь охотно откликнулся на хозяйскую ласку и тянулся губами к ладони хозяина.

Нужно помочь Василию Косому, но действовать придется хитро, чтобы о тайных замыслах Василий Васильевич и подумать не смел.

Полки Василия остановились далеко за Москвой, в широком поле, и, куда ни глянь, всюду синь небесная. Поднялась в лугах высокая трава, мешает идти, путаются в ней ноги. Василий Васильевич спешился, взмахнул мечом, хотел срезать зеленые колоски, да одумался — пускай живет себе озорница. Запестрели шатры на зеленой траве. Сотники уверенно распоряжались, заставляя ратников надевать доспехи. Дружинники облачились в кольчуги, подвязывали колонтари, чинили боевые топоры и бердыши, затачивали стрелы.

— Старшой, — обратился Иван Можайский к Василию. — Может, мне к Ваське Косому съездить? Образумить нечестивца, от брани отговорить?

Вздохнул Василий Васильевич глубоко, закружилась голова от вольного воздуха, и запах полыни показался ему чересчур горьким. Недоспал, видать, государь, все в седле да в седле, и Ивана Можайского вдруг кольнула непрошеная жалость: «А может, поберечь московского князя?» Но Василий Васильевич сурово глянул на брата, и Иван Можайский понял, что не ослабел великий князь ни духом, ни телом, а с полками своими окреп еще более.

— Поезжай! — безразлично махнул Василий Васильевич. — Если дурня образумить сумеешь… спасибо скажу.

Василий Косой был во хмелю. Чертова сивуха мутила голову. Поднял он окосевшие глаза и спросил у рынды, стоявшего в карауле:

— Кого это вы привели?

— Не привели, государь, это князь Можайский, от Василия Васильевича пришел.

— Иван?! — подивился Василий.

— Он самый.

— Чего это ты пришел? Поначалу к отцу моему приставал, а теперь за Василием коня под уздцы водишь.

— Опозорить меня хочешь, князь. Не заслужил я такого обращения. Я и батюшке твоему верой служил. Поднимись он сейчас из гроба, так ни в чем меня упрекнуть не смог бы.

— Говори, с чем пожаловал, — оборвал Ивана Василий и дохнул сивухой в самое лицо.

— А пожаловал я вот с чем, князь, — присел Иван Можайский на сундук. Тесно было в шатре, у свечей бесшабашно кружилась мошкара. — Побьет тебя московский князь! Вон он силу какую понабрал, почитай, вся Русь за ним. Даже братья твои единокровные от тебя отворачиваются. Дунет на тебя Василий Васильевич — и нет тебя…

— Уж не затем ли ты пришел, чтобы уговорить в ноги московскому князю поклониться? На милость его просишь положиться?

Грозен был князь Василий во хмелю, боялись к нему подойти бояре.

— Не понял ты меня, — мягко возразил Иван Можайский. — Хочешь, я помогу тебе от Василия Васильевича избавиться да на московский стол сесть?

— Хм… И как же это ты поможешь? — недоверчиво хмыкнул Василий.

— Дай мне сейчас слово, что вотчину мою расширишь и Переяславль отдашь.

— Обещаю! — сказал Василий.

Просто даются обещания во хмелю.

— Ты крест целуй свой нательный, — строго наказал Иван.

Помялся Василий Юрьевич, но рубаху расстегнул. Крест у него большой, посередке каплей крови застыл рубин. Перекладина креста слегка помята — побаловался князь в кулачном бою, вот и попортил матушкин подарок. Приложился Василий влажным ртом к распятию и выжал из себя клятву:

— Ладно, паскудник, клянусь… Обещаю расширить вотчину, когда на стол московский поднимусь. — И пригрозил: — А если обманешь — голова с плеч полетит. Ну теперь говори, с чем пришел, что надумал.