— Что ты имеешь в виду?

— Ты многого не знаешь, Надя. Знаешь, что он чуть было не отправил бабу Соню в Сибирь?

— Я помню, как папа мне об этом рассказывал. Речь шла о пионерах украинской авиации. И еще мама говорила мне, как бабе Соне выбили передние зубы.

После окончания Киевского института гражданской авиации в 1936 году отец хотел поступить в Харьковский университет, где Лозинский со своими коллегами занимался разработкой реактивного двигателя. Но вместо этого его направили на восток — в Пермь, в предгорья Урала, преподавать в советском летном училище. Отец возненавидел Пермь: толпы пьяных солдат; никакой интеллектуальной или культурной жизни; за тысячи километров от дома; за тысячи километров от Людмилы, которая была уже беременна их первенцем. Как добиться того, чтобы его отправили домой? Николай придумал коварный план. Он не сможет пройти проверку органов безопасности. На одном из целой горы бланков, которые необходимо было заполнить, отец сообщил властям, что женат на враге народа. И чтобы представить себя в еще более невыгодном свете, выдумал старшего брата Людмилы — контрреволюционного террориста, жившего в Финляндии и стремившегося свергнуть Советскую власть.

Чекисты не могли поверить своей удаче. Им, естественно, захотелось побольше узнать об этом брате-контрреволюционере. Они арестовали бабу Соню и несколько дней интенсивно допрашивали и избивали ее. Где ее старший сын? Почему он не упоминается ни в одном из ее документов? Что она еще от них скрывает? Она изменница и враг народа, как ее покойный муж?

Соне Очеретко повезло: когда в 1930 году забрали и расстреляли ее мужа, ей удалось спастись бегством. Но это было только начало чисток. К 1937 году волна арестов достигла своей кульминации. Теперь расстрел считался слишком мягкой мерой наказания для врагов народа, и поэтому их ссылали в Сибирь — в исправительно-трудовые лагеря.

На помощь пришла тетя Шура. Она рассказала следователю, как в 1912 году, будучи молодым врачом-практикантом, приезжала в Новую Александрию, чтобы принять у своей сестры первого младенца — мою маму Людмилу. Тетя Шура подписала под присягой заявление о том, что у Сони Очеретко это была первая беременность. Помогло то, что Шурин муж дружил с Ворошиловым.

Но пережившая голод Соня так никогда и не оправилась от этого шестидневного допроса. У нее на лбу, прямо над глазом, остался шрам, а передние зубы выбили. Прежде такая спорая и проворная, теперь она стала неуклюжей, двигалась с трудом и все время нервно моргала. Дух ее был сломлен.

— Конечно, после этого тетя Шура его выгнала. Идти им было некуда, и они вернулись на квартиру бабы Сони. На самом деле такое не прощают.

— Но ведь баба Соня простила.

— Простила ради мамы. Но мама так и не простила его.

— Наверное, в конце концов все же простила. Ведь она прожила с ним шестьдесят лет.

— Она жила с ним ради нас. Ради меня и тебя, Надя. Бедная мама.

Я задумалась: правду ли говорит Вера или всего лишь проецирует на прошлое собственную драму?

— Но, Вера, не означает ли это, что ты собираешься сидеть сложа руки, пока Валентина будет издеваться над нашим отцом? Обирать его до нитки? Возможно даже, убьет его?

— Конечно, нет! Право же, Надежда, как я могу сидеть сложа руки и ничего не делать в подобной ситуации? Мы должны защитить его ради мамы. Хоть от него и мало проку, он все-таки член нашей семьи. Мы не можем допустить, чтобы она одержала верх.

(Так значит, Старшую Сеструху еще рано списывать с корабля!)

— Вера, почему отец постоянно возмущается тем, что ты куришь? У него какой-то пунктик насчет сигарет.

— Сигареты? Он говорил с тобой о сигаретах?

— Сказал, что у тебя на уме только сигареты да разводы.

— А что еще он сказал?

— Больше ничего. А что такое?

— Забудь об этом. Это не имеет никакого значения.

— Очевидно, имеет.

— Надя, почему ты вечно копаешься в прошлом? — Ее голос стал напряженным и хриплым. — В прошлом столько грязи. Как в сточной канаве. Нечего тебе с этим играться. Не вороши былого. Забудь.

Валентина получила приглашение на свадьбу от своей сестры из Селби. Она помахала им у отца перед носом, присовокупив к этому парочку оскорблений. В сопроводительном письме говорилось о том, что будущий муж — сорокадевятилетний доктор, женатый (уже, конечно, не женатый), имеющий двух детей школьного возраста (оба учились в частной школе) и хороший дом с прекрасным садом и двойным гаражом. Безгрудая жена причиняла массу хлопот, но муж был влюблен по уши, так что никаких проблем не возникало.

В двойном гараже стоял «ягуар» и вторая машина — «рено». «Ягуар» хороший, сказала Валентина, но хуже «роллс-ройса». А «рено» не намного лучше «лады». Тем не менее письмо сестры вызвало у Валентины новый приступ недовольства своим богатым, однако никчемным и жадным муженьком и той второсортной жизнью, на которую он ее обрекает.

Пока отец бормотал в трубку, время от времени запинаясь из-за сильных приступов кашля, я украдкой поглядывала на Майка, сидевшего поджав ноги со стаканом пива в руке и смотревшего новости по Четвертому каналу. Он казался таким добропорядочным и милым — слегка поседел, начинает расти брюшко, но все еще интересен: такой любимый, такой — домашний. Но… в голове у меня промелькнула тревожная мысль.

Что с этими мужиками не так?

И вот, после очередного приступа кашля, отец подошел к самой сути дела. Валентина требует денег, и ему нужно ликвидировать кое-какие активы. Но какие у него активы? Только дом. Ах да, за домом — большой, ни на что не годный участок земли. Его-то он и мог бы продать. (Отец говорил о мамином саде!)

Он переговорил с соседом, и тот согласился выкупить участок за три тысячи фунтов.

Сердце у меня бешено заколотилось, а в глазах помутилось от злости. Я ничего не видела перед собой, но старалась держать себя в руках:

— Не торопи событий, папа. Это ведь не к спеху. Возможно, будущий муж ее сестры тоже окажется жадиной. В конце концов, ему же нужно еще обеспечивать бывшую жену и учащихся в частной школе детей. Возможно, жене достанется «ягуар», а сестре — «рено». Возможно, Валентина поймет, как ей повезло. Давай подождем и посмотрим.

— Гм-м.

Что же касается продажи маминого сада — у меня свело челюсти, и я с трудом сумела выдавить из себя эти слова, — подобные вещи нередко намного сложнее, чем кажется. Придется составлять заново документы. Вероятно, большая часть денег уйдет на гонорар юристу. Сосед же предложил и вовсе пустяковую сумму. Если бы отец получил разрешение на строительство еще одного дома на этом участке, за него можно было бы выручить в десять раз больше. Только представь себе, как бы Валентина обрадовалась. (А получать разрешение можно годами.)