Сестра Агнес взяла малыша и положила в кроватку.

— Конечно нужно, — проговорила она. — И всех остальных тоже. Но эпидемия еще в разгаре, и свободных врачей, которые могут навещать сиротский приют, нет. Попросим наших сестер из лазарета осмотреть мальчика. И будем молиться, чтобы Бог позаботился о его бессмертной душе.

* * *

Слабые лучи солнца проникли в зал через три узких окна детского отделения. Они чуть осветили тусклое помещение, но не смогли согреть его. Пия сидела в кресле-качалке и кормила из бутылочки хрупкую девочку, мечтая о теплом одеяле, чтобы укрыть их обеих, или хотя бы о подушке на твердое сиденье. С тех пор как в свое первое утро в приюте десять дней назад она получила удар ремнем, Пия спала на полу между кроватью Джиджи и окном, просыпаясь до прихода сестры Эрнестины. Джиджи отдавала ей свою подушку, но лежать на деревянном полу было жестко, бедра ныли, к тому же она каждую ночь дрожала от холода. Когда она долго не могла заснуть, то прислушивалась к звукам, доносящимся из других частей здания сквозь рассохшиеся доски: завывание, пение, крики ужаса, плач. Порой она не могла разобрать, спит или бодрствует.

Опустив бутылочку, Пия прижала девочку к плечу, чтобы вышел воздух, одновременно наблюдая, как Эдит ходит вдоль рядов кроваток. Девушка вынимала детишек, переворачивала испачканные матрасы и укладывала малышей обратно. Она работала как автомат, никогда не останавливалась, чтобы утешить плачущего малыша или улыбнуться тем, кто смотрел на нее умоляющими глазами, прося ласки. Пия не понимала, как Эдит удается игнорировать их. Возможно, девушка работала здесь слишком долго и сердце у нее окаменело, или равнодушие служило ей средством выживания. Пия надеялась, что не задержится здесь настолько, чтобы окончательно очерстветь.

Дверь в другом конце зала открылась, вошла сестра Агнес и бодро направилась к Пии, высоко держа голову.

— Доброе утро, — поздоровалась она. — У меня есть новости. — Монахиня улыбалась, рассеянно потирая родимое пятно на щеке.

Пия выпрямилась и хотела ответить, но слова застряли у нее в горле. Неужели сведения о братьях?

— Мать Джо разговаривала с монахиней, которая ухаживала за тобой в приходе церкви Святого Петра, — доложила сестра Агнес.

Пия кивнула. Надо бы положить ребенка, пока она не услышала дальнейшие слова. Если она узнает, что Олли и Макс мертвы, то может упасть в обморок или вообще свалиться замертво. Призвав на помощь все свои силы, она исступленно прижала локти к креслу.

— Монахиня сообщила мисс О’Мэлли, что ты потеряла всю семью, потому что во время болезни ты в беспамятстве звала их всех — мать, отца и Олли с Максом, и все время повторяла, что братья еще совсем маленькие. Никто точно не знает, что с ними произошло. Так что, видишь, это всего лишь домыслы. Монахиня из прихода поделилась догадками начет смерти твоих родных с мисс О’Мэлли, а та передала их матери Джо.

Пия откинулась на спинку кресла, почти потеряв сознание от облегчения. Девочка в ее дрожащих руках внезапно ощутимо прибавила в весе, но Пия продолжала механически похлопывать ее по спинке.

— Спасибо, сестра Агнес, — удалось произнести ей.

— Не за что, душенька. — И сестра Агнес направилась к выходу.

Пия снова выпрямилась.

— Подождите, — остановила она монахиню. — Как вы думаете, мать Джо согласится помочь мне выяснить, что случилось с братьями?

— Боюсь, что нет, — покачала головой сестра Агнес. — Приют Святого Викентия едва может прокормить тех детей, которые сейчас живут здесь, и мы не можем тратить время и силы на поиски новых воспитанников. К тому же мы даже не знаем, с чего начать.

— Например, с того, чтобы отпустить меня, и я сама разыщу близнецов.

Сестра Агнес так усиленно замотала головой, что щеки затряслись.

— Боже мой, это невозможно. Нравится тебе это или нет, голубушка, но теперь мы за тебя в ответе. А мать Джо очень серьезно относится к своим обязанностям и к репутации приюта Святого Викентия. Она ни за что не отпустит тебя на улицы Филадельфии, где юную девушку подстерегает столько опасностей, особенно когда в городе все еще свирепствует «лиловая смерть».

— А сможет она узнать, вернулся ли мой отец с войны?

Сестра Агнес уперла руки в пышные бока.

— Оглянись вокруг, душенька. Полагаешь, у нас есть возможность разыскивать родителей всех этих бедных детей?

Пия опустила глаза на девочку, сидящую у нее на руках, и покраснела.

— Нет, сестра Агнес, — произнесла она. — Видимо, нет.

За две недели до Дня благодарения[20] Пия стояла около узкого окна на четвертом этаже в шестом отделении и смотрела на реку Делавэр, на берегу которой стоял сиротский приют Святого Викентия. Было воскресенье, день клонился к вечеру, время приближалось к ужину, и серые тучи зловеще нависли над окрестностями. Весь день шел дождь, поверхность разлившейся реки волновалась, деревья простирали с противоположного каменистого берега голые ветви, точно черные руки. Вверх по течению через реку был перекинут каменный мост, ведущий к беспорядочному нагромождению кирпичных домов и уходящим в небо дымовым трубам. Игровая площадка приюта — обнесенная оградой лужайка, простиравшаяся до самой воды, — покрылась серыми лужами, размякла; пустые качели и горка казались скелетом частично погребенного чудовища. Несмотря на тоскливую погоду, Пия отдала бы что угодно за возможность открыть окно и выгнать из комнаты неистребимый запах страха, одиночества и мочи. Неужели остальные восемнадцать девочек, шепотом переговаривающиеся друг с другом на десяти кроватях за ее спиной, не ощущают этой необходимости? Можно их спросить, но они вряд ли ответят.

Несколько дней назад одна из девочек попросила заплести ей косу. Пия никогда не призналась бы, что не любит прикасаться к людям, знай она, какой будет реакция. Надо было соврать, что не умеет, но Пия рассказала правду, и теперь остальные краем глаза наблюдали за ней и ограждали от нее маленьких девочек, включая Джиджи, словно от Пии исходила опасность. Даже Дженни стала избегать ее. Пия как будто снова вернулась в школу. Она убеждала себя, что ей все равно, что она привыкла быть изгоем и самое главное — поскорее сбежать отсюда, но все же такое отношение сильно задевало ее. Возможно, потому, что она считала остальных невольниц этого учреждения своими сестрами по несчастью. Но она ошибалась.

Каждый день она думала о том, сколько народу все еще умирает в городе, и там ли Олли, Макс и отец. На днях она подслушала разговор двух монахинь о том, что война окончилась и, несмотря на продолжающуюся угрозу заражения инфлюэнцей, тысячи жителей Филадельфии собрались на праздник вокруг копии статуи Свободы на Брод-стрит. Страх болезни и горе потерь удержали многих дома, но те, кто пришел (большинство были в масках), ликовали плечом к плечу; на домах развевались флаги Соединенных Штатов и стран-союзников, оркестры играли патриотические марши. С тех пор каждый раз, как открывалась дверь отделения, Пия молилась о том, чтобы фатер пришел забрать ее, хотя знала, что отыскать ее в приюте он мог только чудом.