Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кто там кричит?
Народу было так много, что разобрать не представлялось возможным, а если бы я не находилась все еще в пилотской кабине, то, поди, оказалась бы раздавленной людской гущей, что собралась вокруг самолета. А люди снова и снова выкрикивали мое имя.
На крыло самолета, вещая в микрофон, взобрался мужчина:
– Я стою на крыле «Мустанга», управляемого миссис Йорк, которая только что пережила смертельно опасную аварию в воздухе. Миссис Йорк, не расскажете ли вы нам, что произошло?
По другую сторону самолета мужчина установил на землю штатив с камерой. Другой мужчина, стоя перед камерой, указал на меня рукой.
Мне даже не позволяли вылезти из кабины. Я рванула перчатку с правой руки и опять в том не преуспела. В негодовании вскричала:
– Отпустите меня, пожалуйста!
– Бедняжка! Она вся дрожит.
Все больше людей вокруг звали меня по имени. Человек на крыле сунул мне микрофон прямо под нос.
– Расскажите нам, пожалуйста, что вы чувствуете?
Я отвернулась от него, перелезла через противоположный борт кабины и спрыгнула на крыло. Оттуда – на землю и оказалась – вот уж идиотка идиоткой – прямо перед объективом телекамеры.
– Ой! И вот она уже здесь, перед нами. Миссис Йорк, вы чудом остались в живых. Скажите, когда с вами случается нечто подобное, вам становится страшно?
– Чудом, говорите? – Он думал, что я испугалась штопора. Они все полагали, что из-за штопора-то я и дрожу. Я прижала руку к крылу и попыталась успокоиться. – Я осталась цела благодаря обучению, которое получила как женщина-пилот Военно-воздушных сил во время войны.
– Разумеется. Но все же вам было страшно?
– Да в общем-то нет. Птицы в воздухе, конечно же, поначалу застали меня врасплох, но разбираться достойным образом с подобными сюрпризами являлось частью подготовки, которую я приобрела, прежде чем вошла в состав подразделения «ОС». – Я указала в воздух, где все еще кружили самолеты, управляемые женщинами моей группы. – Любая из них вышла бы из штопора не хуже меня.
– И каково это – оказаться в спирали смерти?
– Если вас должным образом обучили, то, попав в штопор, вы сосредоточитесь только на своих дальнейших действиях, а не на эмоциях. – Я попыталась изобразить на лице светскую улыбку, какую не раз при мне демонстрировала Николь. – А панику я приберегаю для разговоров с журналистами. – Последняя моя реплика вызвала в толпе смешки, и я прибавила: – К счастью, в полетах на Луну и Марс направляющимся туда пилотам беспокоиться о столкновении с птицей не придется. – Опять послышался смех. – Очень надеюсь, что всем понравится остальная часть авиашоу, и многие призадумаются о том, что наши леди-пилоты могут сделать для космических полетов, если их к таковым допустят. Да и вообще, если мы хотим создать колонии в космосе, то… То нам без женщин никак не обойтись.
– Мысль, конечно, небезынтересная. Может, поделитесь, что им, по вашему мнению, там делать?
– О господи… Я вовсе не уверена, стоит ли мне объяснять на телекамеру, откуда берутся дети. – И тут я увидела Натаниэля. Скорее даже не «увидела», а лишь почувствовала его. Почувствовала его ужас. Представила себе, как он протискивается сквозь плотную толпу, стремясь побыстрее оказаться рядом со мной. – А теперь, уж извините, меня зовет супружеский долг.
Толпа засмеялась громче прежнего, хотя я и не имела в виду никакой двусмысленности. Хотя бог с ними. Сейчас меня заботило лишь то, что, даже если я и выплачу супружеский долг полностью, да еще и с процентами, Натаниэля это в ближайшее время вряд ли успокоит.
Пробираясь сквозь толпу, я опустила голову, сосредоточившись лишь на твердом асфальте. Кроме асфальта я видела перед собой только мужские ботинки, дамские туфли на высоких каблуках, серые манжеты брюк да чулки с перекошенными задними швами. А еще были руки – руки, касавшиеся моих плеч, рук или спины.
И отовсюду слышалось:
– Миссис Йорк! Миссис Йорк!
И затем наконец:
– Элма!
Меня обхватили руки Натаниэля, и я, оказавшись точно под прикрытием щита, воспользовалась силой мужа и собралась. Люди наблюдали, и исчезнуть с их глаз я никак сейчас не могла. Чувствуя их взгляды, мне едва удавалось дышать.
Но мой муж был здесь. Был рядом. Я подняла голову. Поймала его взгляд. Его кристально-голубые глаза блестели от слез, а по краям век вовсю проявилась красная кайма. Его рука на моей спине дрожала.
Я прижала свою ладонь к его щеке.
– Я – цела. Любимый мой, у меня все замечательно. А в небе не произошло ничего особенного. Просто в штопор вошла.
– Тридцать процентов смертей пилотов происходят вследствие штопора. – Он привлек меня к себе и крепко-накрепко прижался своей щекой к моей. – Ничего особенного, говоришь? Уж мне-то сказки не рассказывай!
Не знаю, что породило во мне тогда смех. Может, причиной стало то, что я по-прежнему была не мертва? А может, понимание того, что паника и истерия – лишь две стороны одной и той же монеты? А может, я осознала, что муж мой любит меня так сильно, что в выражении своих чувств даже прибег к статистике?
Разберусь ли я хоть когда-нибудь с нахлынувшими на меня тогда чувствами? Крайне сомнительно.
– Ну теперь тебе, очевидно, придется пересмотреть цифры, дорогой. Ведь я не разбилась.
Он рассмеялся и поднял меня на руки, а толпа отступила назад.
А фотограф нас в ту секунду и щелкнул, и снимок тот был опубликован в «Нэшнл таймс». Ему на той же странице предшествовал снимок моего самолета, терпящего в небе бедствие.
Снимок «Я на руках мужа» оказался единственным запечатлевшим меня в тот день, поскольку, как только мы достигли аэровокзала, я тут же заперлась там в туалете. Каждый раз, когда я полагала, что уже собрала себя воедино и намеревалась выйти, то слышала в зале голоса репортеров, и меня немедля начинало снова выворачивать наизнанку. Пришлось терпеливо ждать окончания авиашоу. К тому времени желудок мой оказался совершенно пуст, а беспокойство стучащего в дверь Натаниэля было столь сильным, что дверь все же пришлось открыть.
Разумеется, мне бы было куда разумнее бояться катастрофы и ее последствий, но боялась я репортеров, и мне за то было ужасно стыдно.
Было стыдно еще и оттого, что на поверку я оказалась совсем уж слабой.
15
ПРОДЕМОНСТРИРОВАННОЕ ЛЕДИ-ПИЛОТАМИ АВИАШОУ НЕ ОСТАВИЛО РАВНОДУШНЫМ НИ ЕДИНОГО ИЗ МНОГОЧИСЛЕННЫХ ЗРИТЕЛЕЙ