и вездесущая армия торговцев этим нестареющим товаром быстро освоила в необходимой степени русский язык.

— Возьми, купи, хорошо, — кричат они, стоя у высокого борта судна.

Здесь торгуют сделанными из шерсти изображениями верблюдов, кожаными бумажниками, на которых вытиснены сцены из жизни фараонов, дешевыми браслетами, финиками, бананами, крошечными кофейными чашечками и блюдами, инкрустированными металлом, который выдается за серебро. «Сделки» заключаются быстро. Деньги сбрасываются с борта, а товар ловко закидывается на палубу, где его с хохотом ловят покупатели. Великодушное александрийское солнце, всегда скрытое легким влажным туманом, благословляет эту веселую «куплю-продажу». Судно удаляется, и только тогда начинается подсчет: продано с убытком или с прибылью. Неугомонные торговцы отправляются в кофейни скоротать время до прибытия нового парохода…

Восточная бухта Александрии — одно из самых романтических мест города. Она согрета тем арабским колоритом, который доставляет радость всякому, кто сумеет его почувствовать. Это маленький город в большом городе. Это порт рыбаков. Рыбаки уходят в море, когда еще темно. Город спит. Лишь по набережной проносится то одна, то другая шальная машина. Даже летом ночи в Александрии прохладные, пахнет сыростью. Влага покрывает камни набережной. Море стучит о берег неотвратимо и равномерно. Рыбацкие фелюги беззвучно, словно на цыпочках, выходят из бухты. На некоторых горят небольшие фонари, чтобы не наткнуться друг на друга. Видимо, таинство ночи охватывает и людей: переговариваются тихо, почти шепотом. Блестит луна, как серебряная монета, брошенная на черный бархат (так, наверное, написал бы Теофиль Готье, посетивший Египет), а фелюги, попадающие в ее свет, бросают длинные тени. Потом они скрываются из вида, словно уходя в глубину моря. Они возвращаются, когда солнце уже высоко. Город проснулся, он полон шума, звона и голосов, как арбуз — семечек. На берегу рыбаков ждут торговцы с базара, перекупщики из Каира, которые торопятся отправить свежую рыбу в столицу, повара из ресторанов (в меню — свежая рыба), просто покупатели, так сказать, «в розницу». Много зевак, вроде меня, которым интересно посмотреть на это веселое зрелище. Спектакль начинается. В аккуратные пирамиды складывается макрель, отдельно — маленькая рыбешка с величественным названием «султан Ибрагим» (наша черноморская «султанка»). Высятся горы тунца. В стороне на специально подостланной рогоже раскладывается сенсация улова (если она есть) — длинная, в метр, рыба-пила с молочно-белым брюхом, похожие на сковороды скаты, осьминоги, которых выбивают, как ковры, специальной деревянной лопатой, чтобы выпустить воздух из внутренностей этого морского чудища (осьминог — изысканное лакомство для знатоков рыбной кухни). Появляются огромные раки-лобстеры. Их варят со специями или же пекут на углях. Это блюдо не для массового потребителя. «Человек с деньгами», — шепчутся официанты о посетителе, заказавшем лобстера. Ко времени выгрузки улова подходят и продавцы всякой рыбной мелочи. В корзине приносятся маленькие морские ежи, разрезанные пополам. Их мясо кисловато на вкус.

Приходит лысый старик, в серой шерстяной шапочке. Он несет ведро с устрицами. Старик вынимает складной нож и открывает раковину. В кармане у него несколько маленьких зеленых лимонов. Их соком поливается устрица перед отправкой в желудки гурманов.

Бойкие мальчишки за 1–2 пиастра продают сушеных морских коньков. Их можно щелкать, как семечки, или взять просто так, на память о море.

Весь берег уже заполнен осликами, запряженными в повозки. Рыбная снедь развозится по базарам и в большей своей части идет на расположенный рядом морской рынок. Специальные грузовики оптовых покупателей доставят ее за 220 км, в Каир.

Берег пустеет. И как в театре после спектакля остаются лишь рабочие сцены, убирающие декорации, так на набережной задерживаются рыбаки, их жены и дети: они чинят порвавшиеся сети, меняют грузила, разбирают запутавшиеся снасти. «Рыбаки ловят рыбу при луне, а продают при солнце. Они трудятся ночью и спят днем», — говорят в Александрии.

Во времена Птолемеев рыбачьи лодки проплывали мимо знаменитого Фаросского маяка. Он находился на восточной оконечности острова, видимо, там, где сейчас расположена крепость Каит-бей. Там помещается часть александрийского гарнизона. Крепость, снабженная артиллерией, охраняет подступы к Западной и Восточной бухтам. Фаросский маяк строился Птолемеем Филадельфом. Это был одновременно и маяк и военное укрепление. Маяк достигал высоты 400 футов и считался одним из семи чудес античного мира. Он вырастал из огромного двора, обнесенного колоннадой. Подсобные помещения состояли из 300 комнат, где размещалась механика, приводящая в действие маяк, а также обслуживающий персонал. Считают, что для оборудования Фаросского маяка были использованы гидравлические машины. На внешней части сооружения было написано крупными буквами по-гречески: «Боги-спасители — для моряков». Богами-спасителями считались Кастор и Поллукс, которые охраняли моряков в море.

Встречаются упоминания о некоем «магическом» зеркале, диаметром в несколько квадратных метров, которое было еще удивительней, чем сам маяк. Это «зеркало» располагалось таким образом, что в него можно было видеть корабли, находящиеся еще за горизонтом и, следовательно, скрытые от наблюдения. Существовало ли действительно такое приспособление? Имеются различные суждения по этому поводу. Некоторые считают, что речь шла всего лишь об огромной отполированной или зеркальной пластине, использовавшейся для «мерцания» маяка. Другие склонны рассматривать «зеркало» как своего рода прообраз… телескопа. Фостер высказывает, например, такое предположение: «Возможно, что школа александрийских математиков открыла закон преломления света и создала гигантскую линзу, а потом это открытие было забыто, когда Фарос был разрушен»[58]. Маяк венчала статуя бога Посейдона, владыки морей.

Легенды о Фаросе распространились очень широко. Они волновали воображение. Особое впечатление они производили на арабов, считавших сооружение «башни света» делом самих джиннов.

Маяк просуществовал более тысячи лет. Его строительство было завершено в 279 г. до н. э. Он еще действовал в 641 г., когда арабы заняли Александрию. Его фонарь и надстройки разрушены двумя мощными землетрясениями в 700 ив 1100 г. Основание и стены простояли до XIV в., когда они были полностью разрушены новым землетрясением. Сегодня от него не сохранилось почти ничего. Только несколько обломков гранитных и мраморных колонн. Но и их принадлежность к одному из семи чудес света оспаривается.

К концу царствования Птолемеев город состоял из пяти основных районов. Центральное место занимала царская резиденция, так называемая Региа. Здесь помещались дворец, официальные учреждения, театр, где ставили греческие трагедии, библиотека, академия и гимназиум. Этот район примыкал к Восточной бухте. Юго-западнее находился район Ракотис, здесь жило египетское население. Это и была та самая египетская деревушка, существовавшая ранее и слившаяся потом с Александрией. К ней примыкал Некрополис — греческие кладбища и обширные сады. К востоку от царской резиденции находились еврейские кварталы. Еврейское население города всегда было значительным. Особенно оно возросло на рубеже новой эры, после разгрома римлянами Иудейского царства. В то время Александрия была основным центром еврейской эмиграции.