Конечно, последствия нашего разрыва с реальностью окружающей среды начинают становиться всё более и более очевидными. В 2017 г. в Калифорнии выдалась самая влажная зима за всё время наблюдений, которая завершилась самыми крупными лесными пожарами в истории. Техас испытал разрушительные последствия урагана беспрецедентной силы. На Флориду обрушился сильнейший ураган в истории штата. В Пуэрто-Рико было зафиксировано самое длительное отключение электричества в истории США. В Британской Колумбии и Канаде вспыхнули сильнейшие лесные пожары за всю историю штатов48. В Индии ежегодный муссон унёс жизни 1 200 человек, при этом наблюдается тенденция устойчивого роста относительной смертности за последние 15 лет49. В Соединённых Штатах запросы на резервное финансирование в 2017 г. стали в 10 раз выше, чем в 2016 г.50

Отсутствие связи с землёй приводит к объективации, и именно объективация позволяет нам истощать ресурсы земли и загрязнять атмосферу, мало беспокоясь – или вовсе не беспокоясь – о влиянии, которое это оказывает. Сегодня мы испытываем последствия такой изоляции и объективации. Буквально живём в них. Экологическая катастрофа, переполненные тюрьмы, войны – вот явные последствия той изоляции, которым каждый из нас непрерывно способствует, кем бы он ни был и как бы ни смотрел на мир. Вообще говоря, здесь нет нашей вины. Мы волей-неволей перенимаем традиции современного общества, в котором отсутствие связи – норма. Действовать так же, как и окружающие нас люди, – это одна из особенностей работы наших ума и тела. Однако мы несём ответственность за то, что решаем делать в этой ситуации, и будем нести бремя последствий.

На страницах этой книги я настаиваю, что невозможно устранить изоляцию при помощи ещё большей изоляции: мы не сможем исцелить её стыдом, отвержением, обидой, невротическим гневом и агрессией. Напротив, основу нашего отклика всегда должно составлять сострадание (которое порой может подразумевать мудрое проявление гнева). Также я убеждён, что, если мы хотим преодолеть масштабные формы изоляции и объективации, которые мы наблюдаем в различных сообществах, на уровне общества и в отношении земли, необходимо восстановить навыки установления связи и взаимодействия с основными составляющими нашей собственной жизни: с нашими эмоциями, отношениями, телом – к чему наш обезьяний ум нередко отчаянно призывает.

Фрейд ввёл термин «фобия аффекта», чтобы описать тот факт, что люди очень часто сознательно и бессознательно боятся позволить эмоциям возникать и переживаться, осознаваться, выражаться и обрабатываться. Как и пищу, эмоции нужно попробовать на вкус, прожевать, переварить и усвоить, чтобы можно было двигаться дальше. Именно по этой траектории наши эмоции должны следовать, чтобы не оказаться в «подполье» наших тела и психики, где они могут порождать разнообразные другие, более коварные проблемы. Можно даже сказать, что наши эмоции обладают собственными волей и стремлением завершить этот процесс. Когда удаётся его завершить, обычно эмоции дают нам «питательные вещества» в виде озарений, уроков и развивают и нашу стрессоустойчивость, и нашу способность различать эмоции других и взаимодействовать с ними (состояние, противоположное социопатии). Однако наше обыкновенное отношение к эмоциям – отношение отсутствия связи: мы воспринимаем их либо как хозяев, либо как врагов, либо подавляем, либо подчиняемся им. Оба эти варианта не приносят пользы. Оба эти варианта не проявляют уважения к силе и пользе наших эмоций, которая нередко становится очевидной, когда мы ценим и принимаем их (подробнее об этом – в главе 13).

Как ни странно, потакание своим эмоциям может быть также формой изоляции – и нередко оно подразумевает изоляцию как от наших эмоций, так и от окружающих людей. Когда нас захватывают сильные чувства, обыкновенно мы склонны позволять им руководить нашими действиями и решениями, что нередко имеет катастрофические последствия; на самом же деле наша бессознательная стратегия состоит в том, чтобы выместить эмоции на другом человеке или предмете. Как говорится, «раненые люди ранят других». Нередко мы пытаемся отдать свою боль другим, вместо того чтобы самостоятельно установить с нею связь и принять её. К сожалению, такой путь всегда бесплоден. Боль только усиливается и даже умножается всякий раз, когда наше болезненное состояние затрагивает других.

Это связано с тем, каким образом мы отгораживаемся друг от друга. Мы ощущаем, скорее, свою независимость, чем взаимозависимость, на самом же деле гораздо ближе к истине слова, произнесённые однажды Мартином Лютером Кингом: «Ещё не закончив завтрак, вы уже зависите от половины мира». Когда вы в последний раз шли по улице и искренне понимали, что любой прохожий проживает собственную бесценную жизнь, старается так или иначе справляться с трудностями? Известная поговорка гласит: «Будь добр, ведь каждый ведёт тяжёлую битву, о которой ты не знаешь». Мы живём в изоляции от реальности, от людей, которые не входят в наш круг общения, а нередко и от близких.

Мы поступаем так по понятной причине: мы интуитивно ощущаем, что может быть невыносимо жить с таким чувствительным и открытым сознанием. Мы можем почувствовать слишком многое. Мы можем разрушиться, если позволим себе полноценно открыться живым, чувствующим, нередко страдающим людям, которые окружают нас. Более того, мы уже обжигались прежде. Нам причиняли боль, нас оскорбляли и предавали, нас самих воспринимали как объекты. В таких обстоятельствах закрыть и ограничить свой мир кажется логичным ответом; этого требует императив, связанный со стрессовой реакцией нашей лимбической системы, и мы склонны повиноваться ему. Мы создаём правила, которым должны следовать другие люди, и затем решаем, какой нашей реакции они заслуживают, если нарушают их. Мы начинаем страшиться, что можем остаться ни с чем в ситуациях близкого общения; мы боимся, что глубокая близость потребует принести в жертву свою свободу. Мы можем даже подозрительно относиться к моментам радости – возможно, из страха, что нас ранят.

Внутренний результат нашей бессознательной и вездесущей склонности изолироваться и объективировать других имеет двоякий характер. Во-первых, мы начинаем жить в достаточно узком, замкнутом мире. Чем сильнее изоляция и объективация, тем реже мы испытываем привязанность к людям в своём мире. Объекты так или иначе мертвы. Степень нашей объективации других – это степень нашей неспособности отдавать и принимать любовь и теплоту; испытывать такие чувства, как благодарность и уважение; ощущать глубокие вдохновение, трепет и удивление, которые способен от природы испытывать каждый человек. Психика человека не может обходиться без этих вещей. Сердце истощается без них. В таком случае восстановить связь и разрушить иллюзию объективации – значит начать избавляться от смятения и страха, которые как раз и движут обезьяньим умом.

Чогьям Трунгпа Ринпоче называл такое отстранённое переживание жизни «кокон». В коконе может быть удобно и тепло жить, но там очень сыро, темно и почти отсутствуют какие-либо возможности. Совершенно благоразумно выбрать такой вариант: здесь вы в безопасности, не так уязвимы, это зона комфорта. Однако это также и тюрьма. «То, что обособляет, изолирует», как говаривал мой бывший психотерапевт-супервизор. Если кажется, что вы оказались в материнской утробе, – по сути, вы находитесь в могиле.