На всякий случай я третью кнопку тоже нажал, заранее предвидя результат. Ну да, дохлый номер.

– Небось, рычажки дергаешь или на кнопочки давишь? – раздался из развалин ехидный голос Скорняка. – Ты это брось. У меня нюх на металл и краску круче, чем у крысособаки, за сто метров чую. Эх, знать бы заранее, что искать… Короче. Выходи-ка ты с поднятыми руками, тогда умрешь быстро, гарантирую. А нет – через минуту подкинем вам туда пяток гранат с хлором, чисто чтоб технику не испортить.

…А вот это плохо, если мутант не брешет, конечно. Умирать от удушья как-то не хочется, лучше уж, действительно, пулю в лоб. И что делать? От Рудика толку немного, съежился вон в углу и трясется – похоже, Скорняк для него хуже бабайки для карапуза, от одного имени его готов самолично драгоценную шкурку с себя снять.

Значит, как-то сам я должен проблему решить… А как?

– Время пошло, – прорычал главарь банды. – А все же интересно, где ты такие крутые мины раздобыл? Не расскажешь, пока живой?

И вдруг меня озарило, да так, что я аж глаза прикрыл… Если могу я войти в состояние, когда чувствую себя пулей… Если ощущаю я взгляд того гада, что целится в меня за мгновение до того, как он нажмет на спусковой крючок… то не смогу ли я увидеть цель, не видя ее?..

«Бред», – немедленно отозвалось на эту странную мысль человеческое сознание, скованное рамками повседневной жизни и не приемлющее ничего сверхъестественного, даже если вот оно, прямо перед глазами…

«Пробуй», – спокойно, чуть ли не вслух произнес в моей голове снайпер, на которого не действуют смертоносные артефакты Зоны, умеющий стрелять так, как, возможно, никто не умеет – ни на земле, ни в иных мирах…

«Чушь собачья», – надрывался во мне обычный человек, когда я спокойно поднялся со своего места и так же спокойно просунул в амбразуру ствол своего «Вала». Темно-то как… Ночь, оно и понятно. Прожектор, небось, шариками прыгающих мин расколошматило. Ни звезд, ни луны… Тучи, наверно, все закрыли… Однако все прекрасно видно. Вон на земле валяются бойцы Скорняка. Пятеро мертвых, двое тяжело раненных. Остальные, которым повезло остаться целыми, или которых лишь легко задело, успели уползти в руины дома, что стоял когда-то напротив моего… Лежат они себе на полу, или сидят вдоль полуобвалившихся стен, а кореша их перевязывают… А посредине Скорняк стоит с задумчивой рожей, вертит в лапах зеленую безопасную банку, цокая время от времени длинным языком и восхищенно хлопая себя по бокам мощным хвостом… Надежно скрыт он ночной теменью и неплохо сохранившейся стеною дома, в котором всего-то две трещины, одна побольше, другая поменьше. И та, что поменьше, как раз находится на пути полупрозрачной, но очень заметной линии, соединяющей ствол моего «Вала» и зеленую банку…

Наверно, Скорняк что-то почувствовал. Вскинул лобастую башку, торчащую на толстенной шее, и уставился на стену, будто хотел повнимательнее рассмотреть узкую трещину, пересекающую ее. Но даже мутанту, способному по запаху распознавать мины, нереально заметить летящую пулю и вовремя уклониться от нее…

Я видел словно в замедленном фильме, как кусочек свинца врезается в белую надпись, набитую через трафарет на зеленый бок ОЗМ-72, как рвется относительно тонкий металл, и как ударная волна, распространяющаяся от пули, касается взрывчатки, которой начинена мина…

Это было похоже на распускающийся цветок с почти равномерными огненно-белыми лепестками, на фоне которых очень красиво смотрелся рой сверкающих стальных горошин, разлетающихся во все стороны. Правда, потом картина изменилась, причем настолько, что ее точно не нужно показывать детям и нервным дамам, склонным падать в обморок при виде капли крови. Потому что крови было много. Очень много. Как и ошметков плоти, летящих во все стороны. Особенно запомнился мне толстый оторванный хвост, судорожно извивающийся в полете, словно сказочный дракон с невидимыми крыльями, внезапно лишившийся головы…

А потом все кончилось.

По моему телу немедленно разлилась страшная слабость, и я был вынужден, едва не выронив «Вал», опуститься на колени, понемногу осознавая, что все это время мои глаза были закрыты…

– Что там???

Дрожащий от животного ужаса голос Рудика вернул меня в эту реальность. Почти вернул… Часть моего сознания все еще была снаружи, за стеной дома, на улице, в руинах, и дальше, еще дальше…

– Там… ничего.

Я сделал над собой усилие, повернулся, и сел, прислонившись спиной к шершавой стене.

Открывать глаза не хотелось. Страшно было почему-то… Впрочем, не открывать – еще страшнее. Вдруг так все и останется: часть сознания – здесь, а часть – витает в ночном пространстве над ночным городом…

– Ты уверен?

– Да, – вновь с трудом разлепив ссохшиеся губы, отозвался я. – Они все погибли. И раненые – тоже. Только что умер последний, кровью истек. Полз сюда – и не дополз, лежит в трех шагах от входа…

– Откуда ты знаешь?!

Голос ушастого спира по-прежнему дрожал, но уже не от страха перед бандитами. Похоже, Рудик боялся меня.

– Знаю… Просто знаю.

– Ты убил их всех одним выстрелом?!

– Да. Взорвал мину пулей.

– Но… но они же были в руинах, за стеной!

– Были… А теперь их нет. Слушай, может ты заткнешься, а?

– Ты – не обычный хомо, – убежденно произнес Рудик. – Ты – мут. Как я сразу не понял? Ощущал ведь, нюхом чуял, а догадался только сейчас. Ты же самый настоящий мутант!

– Я – сталкер, – устало произнес я. – Просто сталкер.

– Что это такое? – не понял Рудик.

– Это хуже, чем самый жуткий мутант, – вздохнул я. – Гораздо хуже.

И медленно, словно мину разминируя, разлепил тяжелые веки.

Да, это был все тот же дом, и Рудик, весь серый от осыпавшейся старой штукатурки, смотрел на меня глазищами, похожими на два чайных блюдца. Блин, с непривычки такое чудо увидишь ночью, заикой можно стать, или нервный тик заработать. Я невольно хмыкнул. И отметил про себя – отпустило. Не было больше раздвоения сознания, и не ощущал я ни черта, кроме острых кирпичных осколков под задницей и тяжелой, вязкой, резиновой усталости, наполнившей мое тело от макушки до ногтей на пальцах ног…

– Короче, ты как хочешь, а я спать, – сказал я, обнимая автомат и тяжело заваливаясь на бок. – Если не в лом, собери их оружие и снарягу, пригодится.

Мутант опасливо перевел взгляд на дверной проем.

– Но… ведь это мародерство!

– Нет, – проговорил я заплетающимся языком, борясь со сном, тяжело надвигающимся на меня, словно жук-медведь на беспомощную жертву. – Это называется сбор трофеев… А мародерство это было бы, если б они собрали трофеи с наших трупов. Чуешь разницу?

– Чую, – проговорил мутант, почесывая затылок. – Ты сейчас говоришь как сталкер, да? Похоже, ты не солгал. Вы и правда хуже самых страшных мутантов.