Роу хмыкнул, следя за движениями моей руки:

— Забавно выглядит со стороны. Только при посторонних постарайся так не делать.

— А если твои люди проговорятся? Их же было аж четыре человека. Если йоки настолько легендарное существо, кто-нибудь обязательно не выдержит.

— Нет, — твёрдо сказал он.

В его голосе чувствовалась такая уверенность, что меня окатило жгучее чувство зависти. Я всё-таки не совсем ещё рассталась с домом. И после всего, что случилось, у меня появилось сомнение: есть ли у отца такие люди, которым он может доверять всецело. Разве что его камердинер Свейн. Он вырос рядом с моим отцом. Вот он точно и собой закроет и душу хангу отдаст за своего повелителя. А маги? Узнает ли отец, что они пошли против его воли? Или эти две ядовитые гадюки так и будут рядом с ним, готовые в любой момент укусить. И двое ли их? У Скайруса и Энгвида наверняка много сторонников, иначе они не осмелились бы. Хорошо хоть их стало на одного меньше. Впервые я подумала о смерти Мерона как не только о чём-то правильном, но и как о хорошем. Кажется, я ускоренно взрослею. Не поздно ли в девятнадцать?

— О чём задумалась?

— О гадюках, — честно ответила я, и видя, как удивлённо взлетают его брови, поправилась. — О двуногих гадюках. Випры же не сами сюда заползли?

Он отрицательно покачал головой.

— Я кому-то мешаю?

— Я с этим разберусь, — глухо ответил он, и желваки заходили на его скулах.

После короткой паузы он спросил:

— Что ты знаешь о випрах?

— Только то, что они очень ядовиты.

— Мало. Випры никогда не заползают в человеческое жильё, если только…

Я молчала, выжидающе глядя на него.

— … если только одну из них не убивают и не приносят в дом. Они очень привязаны к своим парам.

— Я поняла.

— Не всё поняла. Они не сидят и не ждут в открытую, когда человек придёт. Они прячутся. Если бы не йоки…

Холод пробежал по моей спине, кажется, я покрылась ледяными мурашками. Похоже, Роу, сейчас объяснял это не только мне, но и себе самому, потому что прямо на глазах его смуглое лицо побледнело.

— И… что мне делать?

Он поднялся:

— Иди сюда.

Я встала и аккуратно переместила Шера на кресло.

Роу только и ждал этого. Он порывисто притянул меня к себе. Меня окутал аромат хвои и раскалённых камней. А ещё я почувствовала жар, разогнавший холодные мурашки и запустивший тёплые волны по моему телу.

Последние дни он избегал меня, и я почти забыла о том, как томительно может тянуть внизу живота, какое сладкое и болезненное ощущение появляется при соприкосновении затвердевших вершинок груди с каменными мышцами моего мужа. Я потерлась об него всем телом и не сдержала стон.

— Я никуда тебя не отпущу. Буду всё время рядом, пока не переловлю всех двуногих гадюк, — шепнул он.

Я содрогнулась и не ответила, просто прижалась ещё плотнее, хотя куда уж ближе, между нашими телами не было и дюйма пространства. И я животом чувствовала, как наливается силой и твёрдостью то, что мы с сёстрами шёпотом и краснея называли мужским достоинством.

Мои губы требовали поцелуя. Я подняла голову и потянулась к нему, но Роу резко отодвинулся, скрипнув зубами:

— Я не выдержу, — и отвернулся.

В груди у меня защемило. Я хотела… хотела всего, впервые осознала, что грежу не только о поцелуях и о том неприличном, что уже случилось с нами в карете, но о чём-то большем. И я готова на это прямо сейчас.

А ещё я впервые почувствовала огонь, мечущийся в Хранилище Роу. Казалось, ещё мгновение и пожар вырвется наружу. Наверное, достаточно было сделать шаг к нему и просто обхватить руками, чтобы мы сорвались в эту пропасть. Но я удержалась, и Роу справился. Он повернулся ко мне со спокойным лицом, хотя частое тяжелое дыхание выдавало его, и хрипло сказал:

— Идём. Здесь не надо оставаться.

— Но как мы скроем? Здесь же кто-то придёт прибираться. Поймут, что что-то не так.

— Дарт сообразит. Уверен, он позовёт свою жену, не объясняя ей. К тому же, она у него м-молчаливая. За ночь справятся.

Я огляделась в поисках Шера. Чисто инстинктивное движение: бессмысленно искать глазами того, кто невидим. Я попыталась почувствовать его, но никакого отклика не получила. Малыш ушёл по своим важным делам.

Так я и не поняла, кто он, Роу как-то быстро ушёл от этого разговора. Ну ничего: я не молчаливая, спрошу позже. И я послушно вложила руку в ладонь мужа. На этот раз он не стал притягивать меня к себе, видимо, из опасения сорваться. От этой мысли я испытала удовольствие. Есть в этом что-то очень приятное, когда осознаёшь, что так действуешь на сильного мужчину, привыкшего повелевать и управлять, но который становится беспомощным от одного прикосновения.

Роу, оставив меня в коридоре, первым заглянул внутрь, убедился, что никаких сюрпризов нас на этот раз не ожидает, а потом снова взял меня за руку и втянул внутрь.

— Я сейчас вернусь, — он вышел.

Алита уже суетилась рядом с накрытым столом.

— Госпожа, я не успела вам сказать, — судя по её округлившимся глазам, она была чем-то потрясена. — Здесь такая ванная. Вы поедите сначала или я помогу вам вымыться?

Мне даже прислушиваться к своим желаниям не потребовалось. К хангу еду! После долгой дороги и умывания в холодных речках, мне показалось, что волоски на коже встали дыбом, едва я представила ванную с горячей водой.

— Когда успели наносить воду?

— О, госпожа, — с чувством сказала Алита. — Здесь этого не требуется.

— Неужели магия? — это была первая мысль, которая пришла мне в голову.

Алита замотала головой:

— Нет, идёмте, сами увидите.

Ванная была на первый взгляд самая обычная с толстыми стенками скорее всего из чугуна. Такие у нас во всех знатных домах Хорнии. Но удивил верхний край, загнутый наружу, сверху он был ослепительно белым. Я протянула руку — гладкий, как столовая посуда.

— Это эмаль, — Алита сказала это с такой гордостью, словно сделала сама.

— Не может быть, она же дорогая, — вырвалось у меня.

Впервые я задумалась, почему именно из Чампии купцы везли украшения из серебра и золота, покрытые эмалью с чудесными рисунками. Стоили они баснословно дорого. А тут этой эмали пусть и одноцветной было на целую огромную ванную.

— Нравится? — я не заметила, как за моей спиной появился Роу. — Лита воду открой.

Алита подошла к дальнему краю ванной, и только теперь я заметила причудливо