вы могли подговорить врача написать нужное вам предварительное заключение. Я бы на вашем месте, Виктор Николаевич, постарался бы дело до суда не доводить, решить дело миром. Правда, я не знаю, что вы такого можете предложить пострадавшей, чтобы она забрала своё заявление. Но это уже вам решать… Фёдор Петрович, может, я пойду? А то учиться охота — сил никаких нет.

Заостровский, тоже успевший принять вертикальное положение, крякнул от неожиданности, ослабил узел галстука и выдавил из себя:

— Конечно, Покровский, ступай, учись. Стране нужны квалифицированные кадры.

Стараясь сохранять на лице невозмутимое выражение, я неторопясь покинул кабинет, и только в приёмной позволил себе расплыться в улыбке. Надо же, сам от себя не ожидал такой эскапады. Хотя не рано ли радуюсь? То, что я осадил Язовского-старшего, ещё ничего не значит. На самом деле я не далеко не был уверен, что если и случится суд, то кто будет истцом, а кто ответчиком? Виктор Николаевич ведь вполне может и на меня в суд подать. Вернее, его сын (он-то уже половозрелый, как и Полина, чтобы подавать заявления в милицию), но понятно, что за всем этим будет стоять Язовский-старший. Я представил картину, как в один день в одном и том же суде сначала судят меня, а на следующем заседании — Язовского-младшего. Сюрреализм какой-то!

Вадим между делом поинтересовался, чего это меня ректор вызывал? Я вкратце, не вдаваясь в подробности, пересказал суть произошедшего, на что товарищ отреагировал вполне предсказуемо:

— Вот же гнида! Женька, помни, я с тобой! И вообще я инициирую рассмотрение персонального дела Язовского на бюро комсомола института.

Похвальная самоотверженность, невзирая на его должность комсорга и мечты стать для начала кандидатом в члены партии, а затем и, собственно, членом КПСС. Ведь в случае чего тот же Язовский-старший палок ему в колёса навставляет — будь здоров! Если, конечно, его сынка не исключат из института, что может сказаться самым негативным образом на перспективах самого Виктора Николаевича.

Понятно, что на лекциях я думал вовсе не о полупроводниках и оптико-электронных системах, а о том, что может ждать меня в ближайшей перспективе. Без сомнений, мой сегодняшний оппонент так просто это не оставит. Эта брошенная в лицо перчатка не может остаться без ответа, уж я-то такой тип людей за свои семьдесят с лишним лет изучил как следует. Причём они нередко действуют согласно поговорке, гласящей, что месть — это блюдо, которое подаётся холодным. Как Самохвалов из ещё неснятого фильма «Служебный роман», который не сразу ответил на оплеуху Новосельцева. Там-то справедливость в итоге восторжествовала, но то кино, а жизнь порой намного более сложна и непредсказуема.

Немного расслабился на вечерней тренировке. То есть морально расслабился, а физически я себя довёл до полного изнеможения. Даже при своей супервыносливости я пахал, как папа Карло. Казаков даже испугался, что я порву либо перчатки, либо мешок, либо и то, и другое. А я лупил и лупил, представляя, что это не набитый ветошью или опилками (или ещё бог знает чем) боксёрский мешок, а Виктор Николаевич Язовский. Хорошо ещё обошлось без спарринга, иначе моему сопернику могло бы крупно не поздоровиться.

В среду ректор снова вызвал меня к себе. На этот раз состоялся разговор без посторонних.

— Покровский, тебя какая муха вчера укусила?

— А что, Фёдор Петрович, разве я был неправ? Кто дал право этому Виктору Николаевичу так со мной разговаривать? То, что он заведует каким-то там отделом пропаганды и агитации?

— Что значит каким-то? — нахмурился ректор. — Ты, Покровский, говори да не заговаривайся. Каким-то… Привыкли, что мы тут с вами либеральничаем.

Он сделал глоток из стакана в подстаканнике. Чай по виду был крепкий, тёмно-коричневый с чуть золотистым оттенком. Мне чаю предложено не было, но я и не особо из-за этого расстроился.

— По идее я мог бы поднять вопрос о твоём исключении из института, но мне тут Борисов в красках живописал сцену, случившуюся на танцах между Язовским и какой-то девушкой… Кстати, кто она, откуда?

— Звать её Полина, учится в культпросветучилище.

— А как она познакомилась с Язовским?

Пришлось пересказывать историю, рассказанную мне когда-то самой Полиной.

— М-да, как оно всё у них просто и быстро, — пробормотал словно себе под нос Заостровский. — В наше время девушки были скромнее.

Хм, так-то, на мой взгляд, Полина ничего предосудительного и не сделала. Ну сели они с подругой в машину, ну согласилась сходить на танцы, а там на предложение провести ночь вместе уже ответила однозначным отказом, из-за чего и возник весь сыр-бор. О чём я Фёдору Петровичу и напомнил. Тот, дёрнув бровями и поджав губу, вынужден был со мной согласиться. Но на всякий случай спросил:

— А ты уверен, что кто-то видел, как Язовский избивает девушку?

— Вадим Верховских в тот вечер вместе со мной наблюдал за порядком, он видел. Кто-то из танцующих в зале тоже наверняка видел, можно опросить и выяснить.

— Ну, это задача следователя, если до этого дойдёт, — поморщился Заостровский. — Вообще история неприятная, накладывающая тень на наш институт. Я вчера после твоего демарша поговорил с Виктором Николаевичем, попытался его успокоить и донести, что огласка этого неприятного случая не лучшим образом аукнется не только учебному заведению, но и его сыну. Да и у него на работе если узнают — могут появиться неприятные вопросы. Ну и намекнул, что в идеале для него будет решить этот вопрос полюбовно, без лишнего шума. Не знаю, что он решит, но покинул Виктор Николаевич меня вчера в задумчивом состоянии. Ты вот что, Покровский… Поговори-ка ты с этой девочкой, с Полиной?

— На предмет? — внутренне напрягся я.

— На предмет, может, она согласится пойти на мировую?

— Не факт, — возразил я, мотнув головой. — Девушка, как мне показалось, настроена решительно.

— Даже так? Хм, девица, похоже, с характером…

— Есть такое, — с улыбкой согласился я. — Хотя, конечно, я намекну на такой вариант решения дела, но давить на неё не стану.

В этот момент мне и самому захотелось, чтобы этот подонок Язовский-младший получил по заслугам. С каким бы удовольствием я встретился с ним пусть даже не в подворотне, а на ринге, и чтобы без рефери, чтобы избивать до тех пор, пока его лицо не превратится в кровавое месиво.

— Всё хотел спросить, Фёдор Петрович…

— Спрашивай, пока есть возможность.

— А вот вы, на чьей стороне? Нет, не так… Как бы повели себя в такой ситуации, когда на ваших глазах бьют девушку?

— Ну ты и провокатор, Покровский, — мотнул головой ректор. — Как бы я повёл…