Регинцы — даже рыцари — сегодня пешие, островитяне пешие всегда. Берег топчет более сотни ног, песок поднимается пылью и оседает алыми комками. Снизу вверх летят копья и камни из пращей, сверху вниз сыпятся стрелы. Один лучник срывается и бьется на земле с переломанными конечностями, пока его не затаптывают — враги или свои, не разобрать в толпе напирающих друг на друга тел. То одного, то другого бьет стрела, настигает разбойника и следом невезучего ландца, который с ним сражался, — в мешанине лучник ошибся.

Милитар рычит: "Уберите их!"

Стрелы — не самые верные слуги Мары, в битвах они чаще находят землю, чем противника. Да и кольчугу пробивает не каждая. Сегодня все иначе. Лучники, те, что шли с Теором, встали на утесе над самыми кораблями, и поливают берег, словно кипящей смолой со стены замка. Высота на их стороне.

— Саэр, Глор, Рувмар! — Милитар называет десять ближайших воинов. — Немедленно наверх! Уберите к Маре лучников!

Наэва не назвал, хотя тот рядом. Десять человек выбираются из схватки и бегут к лесу, не спрашивая, как им одолеть резервы регинцев, которые, наверняка, где-то припрятаны и попадутся им на пути. Самих лучников человек двадцать или больше. Десяток тэру едва ли их перебьют, но отвлекут на время. И тут стрела разит самого Милитара. Многие голоса горестно выкрикивают его имя, а он падает молча и, похоже, умирает без страданий. Рядом с Наэвом — тот несколько раз оступается на грузном теле Выбранного Главаря. Щитом Наэв отбрасывает врага, копьем пригвождает. Едва успевает поднять щит, накрыться от стрел. Его толкают, и древко копья ломается о некстати попавшийся камень. Обломком копья он протыкает чью-то ногу, регинец валится на него, закрывает на миг от следующего удара. По телу там и тут струятся ручейки — пота, крови, своей, чужой. Весь в песке, Наэв успевает достать меч и отсекает занесенную на ним руку. Вскакивает, цел или нет — выяснять некогда, но стоять еще может. Выбранный Главарь под ногами, регинцы и свои то и дело наступают на него. Хочется помочь — но Милитар бы строго-настрого запретил тащить его тело в безопасность в надежде на чудо. Наэв и еще два десятка тэру рядом с телом подчиняются этому невысказанному приказу.

Прибой качает чью-то голову, чье-то тело свешивается с борта. Немногие защитники "Шторма" и "Урагана" продержались, сколько могли, и это было не дольше, чем тысяча ударов сердца. Первые регинцы устремляются на борт одиноких кораблей, пару человек в обход основной схватки кидается им помешать. Падают, не добежав. Регинец рубит мачту. Она валится с глухим стоном, свалив кого-то в воду, словно "Шторм" решил защищаться. Регинец пробивает борт. Его товарищи стоят из последних сил, островитяне в отчаяние напирают.

И тут помощь утеса своим иссякла. Наверху потасовка, вместо стрел вниз летят тела и проклятья.

Корабли уже не спасти, но разбойники рвутся вперед и, наконец, ломают строй — и регинцев, и собственный. Бой рассыпается на отдельные стычки.

Против Наэва молодой ландец в длинной добротной кольчуге, копьем не дает к себе приблизиться. Не такого отлично вооруженного и выученного противника Наэв хотел бы встретить сейчас, когда сам прикрыт лишь трещащим щитом. К молодому кидается еще один на подмогу, но скользит на песке. Одним выпадом Наэв его убивает, одновременно уворачивается от удара щита. Щит у юноши в половину больше того, которым прикрывается островитянин — щит всадника. У разбойника особого выбора у него нет, только наступать. Удар за ударом он теснит регинца в воду, не давая ему опомниться, но и не в силах нанести серьезный вред. Оба еще не выдохлись. Человек на берегу — тот, которому Наэв отрубил руку — катается по песку и что-то кричит юноше. Или просто орет от боли. В схватке он постоянно видел этого воина рядом с молодым регинцем, должно быть, он приставлен беречь господина. Корабли кто-то успел поджечь, островитянин и ландец в Море по колено, и коварные водоросли скользят под ногами у обоих. Пот льет градом, застилая глаза, летят брызги неточных ударов. Одной силой и выучкой регинца явно не одолеть. Наэв вдруг соображает, что не случайно этот знатный паренек на него набросился. Хочет отомстить за своего человека — тем лучше. Между взмахами Наэв ухмыляется, собирает регинские слова:

— Кто научил тебя промахиваться, дитя? Вон тот что ли, безрукий?

Распаренное лицо парня перецветает в багровое, он кидается вперед, не дав себе время перевести дух, — копье сталкивается с мечом, древко разрублено. Регинец пятится, выхватывает меч, явно злясь на себя. До сих пор он не совершал ошибок, но точность дружит с холодной головой. С издевательской усмешкой Наэв приглашает его: вот он я! Подходи! Ловит удар меча измученным щитом. Делает шаг назад в ответ на выпад, а в следующий миг швыряет щит ему под ноги — тот, спотыкаясь, судорожно прикрывает тело собственным щитом, меч рубит воздух. Вложив всю силу в удар, Наэв обрушивает меч на голову. Шлем погнулся, по лицу регинца льет кровь. Он оглушен, да и у разбойника все плывет перед глазами от жары и напряжения. Берег кричит десятками новых голосов. Инве знает, что там творится, пару мгновений Наэв не понимает, где суша, где Море. Встряхивается, готов перерезать парню горло и искать следующего противника. И тут его находит стрела. Впивается в бок, поначалу даже не больно.

Маре одной известно, где тэру, которые бились с лучниками, но лучники живы. По крайней мере, некоторые. Один из них только что спас жизнь молодому господину.

Наэв сделал еще пару шагов прочь, прежде, чем земля властно потянула к себе. Погружаясь в воду, почувствовал, наконец, как устали руки, как хороша прохладная вода. Понимал, что захлебывается, и было все равно. Смешно разве что — захлебнуться в воде по колено, в десяти шагах от берега. Регинец, захлебываясь рядом, не добил его. Потом регинца кто-то вытащил — Наэв смутно слышал шелест голосов и воды. Этот второй Наэва тоже не добил. Должно быть, тот преданный воин нашел в себе силы встать. Без руки и с оглушенным господином ему было не разбойника.

На тэру между тем с тыла налетел небольшой отряд, который Герцог сберег для этого часа. Удар с тыла стал последней каплей. Силы островитян были на исходе, теперь не осталось и надежды, их окружили и добивали. Им было нечего терять, и много еще ландцев заплатили жизнями за конец разбойничьего логова. Жрица Хона первая решилась скоротать время. Рассмеялась и пронзила себя мечом. Остатки