«Слово о полку Игореве» и, будучи твердо уверен, что этот образец прекрасно известен всем его современникам, все события осени 1380 г. подчинил структуре «Слова», беря из него и образы и целые фразы. Русскому патриоту, свидетелю победы над поработителями, приятно было дать в своей поэме антитезу «Слову»: там — поражение русских в результате отсутствия единства, а здесь победа, как заслуженная награда объединенным мужественным войскам Дмитрия Донского.

«Слово о полку Игореве» переписывали и в XV и в XVI вв.: следы знакомства с ним мы находим в летописи в описании знаменитой битвы под Оршей в 1514 г. и в «Истории о великом князе Московском» князя А.М. Курбского. Затем почти на два с половиной столетия жемчужина русской поэзии уходит в небытие, исчезает с горизонта поэтов и историков. Ни В.Н. Татищев, ни М.В. Ломоносов не знали о «Слове». На двадцать лет единственная рукопись показалась на свет, чтобы сгореть в Москве в пожары 1812 г. К счастью, была сделана рукописная копия и была типографски напечатана в 1800 г. книга с полным текстом.

С тех пор многие сотни ученых в разных странах мира изучают «Слово о полку Игореве», а переводчики ведут благородное соревнование, кто из них точнее и красочнее переведет поэму на современный язык.

Имя автора «Слова о полку Игореве» нам неизвестно, и могут быть высказаны только гипотетические соображения. А между тем в журнальной и газетной литературе что ни год, то появляются новые (и притом весьма категоричные) утверждения, что имя автора найдено!

Автором «Слова» оказывается то сам князь Игорь, то бежавший с поля боя боярин Беловолод Просович, то галицкий книжник Тимофей, упоминаемый летописью под 1205 г., то сын тысяцкого Рагуйлы, то сам тысяцкий, то галицкий певчий Митуса (уп. в 1241 г.), то случайно упомянутый летописью тюрок Кочкарь. Трудно перечислить все те выхваченные из источников имена людей XII–XIII вв., с которыми исследователям и любителям хочется сопоставить поэму. Так поступать нельзя! Ведь зачастую мы ровно ничего не знаем об этих людях, кроме однократного упоминания. Был ли писателем тысяцкий Рагуйло? Знал ли грамоту княжеский слуга Кочкарь?

Автором «Слова» называли галицкого книжника Тимофея, упомянутого летописью под 1205 г., пренебрегая тем, что этот Тимофей говорил церковными притчами, цитировал Апокалипсис, а создатель поэмы с благородной смелостью отодвинул все церковное и чаще вспоминал славянских языческих богов. У него даже русские люди — потомки языческого Дажьбога.

Был предложен в авторы «словутьный певец Митуса», но оказалось, что «митуса» не собственное имя, а обозначение церковного певчего — регента. Кроме того, все исследователи представляют себе автора «Слова» человеком зрелых лет, умудренного опытом, может быть, уже «в серебряной седине», как и воспетый им Святослав, а «словутьный певец» упомянут в летописи спустя 56 лет после того, как в 1185 году была написана поэма.

Назывался в числе авторов тысяцкий Игоря — Рагуйла; другие исследователи считали более подходящим сына тысяцкого, бывшего вместе с Игорем в плену. Писатель Иван Новиков соединил сына тысяцкого с упомянутым выше знатоком Апокалипсиса Тимофеем и получил в результате такого противоестественного слияния имя и отчество автора «Слова» — Тимофей Рагуйлович.

Поиски, ведущиеся по какому-нибудь одному случайному признаку, простому упоминанию в летописи, не могут нас удовлетворить. Нужны более надежные критерии, сочетание нескольких признаков.

Десятки вопросов должны быть заданы по поводу каждой кандидатуры в авторы «Слова». Необходимо составить, так сказать, «правила игры» или условия задачи: в каком социальном кругу искать автора, в каком княжестве, каково отношение автора к церкви, державшей тогда в своих руках письменность, откуда автор почерпнул свои глубокие исторические знания, почему автор блестяще знает военное дело, соколиную охоту, на каком диалекте написано «Слово» и т. д.? Полем нашего поиска будет сама поэма, где личность автора, его симпатии и антипатии, его познания обрисованы достаточно рельефно. Но, кроме того, нам следует углубиться и в обширный лес русской письменности XII в. вообще, где легко заблудиться в сопоставлениях и аналогиях, где содержится не меньше загадок, чем в самом «Слове», но там могут быть найдены писатели или летописцы, близкие по духу и по стилю к нашему замечательному анониму.

По поводу социальной среды автора разногласий в науке нет. Автор «Слова» принадлежал к дружинному рыцарскому слою и, вероятнее всего, к его боярской верхушке. Знание военного дела, умение изобразить движение многотысячных конных войск, иссушающих потоки, притаптывающих холмы и овраги, великолепное звукоподражательное описание скачущей галопом конницы («с зарания в пяток потопташа поганые полки половецкие…») говорят об авторе как о воине. Тонкое знание дорогого европейского и восточного доспеха говорит о нем как о воине высшего разряда. Широкая образованность, знание княжеской генеалогии, внутренняя убежденность в своем праве судить самих князей (и в первую очередь Игоря) — все это подкрепляет мысль о принадлежности автора «Слова» к боярству, которое в то время нередко выражало общенародные интересы: заботилось об обороне Руси от половцев, пресекало по мере сил разорительные княжеские усобицы.

* * *

Какому князю служил или какому князю был близок автор? Здесь мне придется вступать в дискуссию с большинством исследователей. Обычно считается, что автор «Слова» — лицо, близкое к Игорю Святославичу Северскому или к его двоюродному брату Святославу Всеволодичу Киевскому. Но так ли это? «Слово о полку Игореве» — страстный, могучий, как звон набата, призыв к единым действиям враждующих князей, призыв, ставший необходимым в результате неосмотрительных, торопливых действий Игоря, погубившего все свое войско и широко распахнувшего перед врагом ворота Руси.

Не сепаратный поход с небывалым трагическим исходом, а реальная угроза вторжения победоносных войск Кончака, уже громившего города рядом с Киевом, за Днепром, — вот что было причиной и предметом поэмы. Игорь в поэме осужден: его клянет вся католическая и православная Европа; из-за него-печаль и туга нависли над русской землей, из-за него поэту приходится вспоминать самые черные времена прошедшего столетия, когда пахари не пахали пашен, а только вороны летали над полями… Источником тогдашних зол назван родной дед Игоря и Святослава — Олег «Гориславич». И если поэт все же подчеркивает мужество Игоря, его личную отвагу, рыцарственность, то это не потому, что он воспевает Игоря, а потому, что он как бы выгораживает его, хочет всех князей примирить с тем князем, на земле которого бесчинствуют победители-половцы. Игорь приехал в Киев просить помощи, войск. Очевидно, не все князья соглашались принять участие в борьбе с врагом — ведь ускакал же домой с поля сражения как трус, как изменник, смоленский князь Давыд Ростиславич, когда Святослав Киевский повел полки на Кончака, обнаглевшего после победы летом 1185 г.

Заботясь о благе Руси, призывая помочь