Небо немного посветлело, но со мной всё ещё ничего не происходило, я не умирала и не преображалась. А вулх с каждой секундой дышал всё тише и тише, всё реже и реже, и стянутые судорогой смертной боли мышцы его постепенно расслаблялись, обмякали…

Я не могла смотреть на него, я повернулась лицом к востоку и смотрела на беснующиеся холмы в каменной рамке несокрушимых врат. Сквозь пыль, застилающую горизонт, синего луча будет не разглядеть. Но я могла судить о восходе синего солнца по себе — ведь время карсы наступало даже под самыми чёрными грозовыми облаками.

И тут, совершенно неожиданно, у меня привычно потемнело в глазах и сразу нахлынула синяя тьма.

Тёплые капли падали мне на лицо, собирались в щекочущие струйки-ручейки и стекали по щекам, по шее. На сей раз сознание возвращалось к мне медленно и мучительно, словно нехотя. И ещё: я чувствовал себя на редкость паршиво. Что-то очень неприятное произошло со мной во время Четтана, красного солнца, которого я никогда не видел.

Впрочем, память хранила кое-что о времени зверя: узкий мост через пропасть — наверное, через вчерашний каньон. Был ли это Дремлющий мост? Не знаю. Я помнил причудливые красноватые тени на близком отвесном склоне, помнил свой прыжок с моста на гладкий камень обрыва. Помнил тёплые человеческие руки, в которые я тыкался мордой, словно щенок.

Вот только спутника своего, Тури, я совсем не помнил. А жаль — хотелось узнать, какой он? Я знал лишь что он ниже меня и поуже в плечах. И ещё, что он парень не промах, если выкрутился из вчерашней переделки в каньоне… Молодец, что и говорить. Мы с ним, похоже, много наворотить способны.

Лю не врал: память действительно стала возвращаться ещё на пути к У-Наринне. Это здорово. Если чародей не врёт и в остальном, я скоро стану просто неуязвимым оборотнем. Я и Тури. Чистые братья могут рвать на себе хоть бороды, хоть свои лиловые балахоны — но нас им не взять. Не по зубам…

Но почему как-то уж слишком медленно и неуверенно возвращается мне память? Я словно и не помнил, а бредил наяву. Не было у меня уверенности, что все воспоминания реальны, скорее уж они смахивали на кошмарный, и даже не очень правдоподобный сон.

Но кто-то внутри нашёптывал мне: всё, что ты помнишь — правда. Надо только немного подождать.

Надо мной тусклыми искрами нависали звёзды. Их было больше, чем вчера. Или, может, вчера казалось, что звёзд совсем немного, потому что я глядел на небо из леса. С дерева. А сейчас я был среди невысоких покатых холмов, и ничто не заслоняло звёздного неба. Я лежал на мелком каменном крошеве, чувствуя спиной тепло Четтана, впитанное землёй. Меару землю так ни в жизнь не нагреть…

Впрочем, что-то всё-таки заслоняло звёзды. Наверное, облако. Точно, облако — несколько капель снова упали с неба. Начинался дождь. На севере уже не видно ни одной звезды — облако их скрыло.

Попытавшись пошевелиться, я охнул от внезапной боли во всём теле. Тьма, что со мной произошло-то? Я вслушался в беспорядочные ощущения. Похоже, что красным днём меня отловил неведомый великан и долго-долго жевал, почему-то не проглотив. Остро чувствовалась боль в позвоночнике, болели все рёбра, а лёгкие, казалось, были забиты пылью, ни вдохнуть, ни выдохнуть…

Морщась и шипя, я сел, опираясь на руки. Ветер понуро стоял поодаль, изредка опуская голову к земле. Дождь моросил всё сильнее.

Вскоре взошёл Меар. Затянутый густыми сумерками окружающий мир наконец проступил из полумрака, сделавшись видимым до самого горизонта. Точнее, до самой горной цепи на западе. Неровная гряда косо перегораживала холмистую равнину, словно завеса в хадасском доме, что отделяет женскую половину.

Карса сидела совсем рядом, беспомощно глядя на меня. Она словно чувствовала, что мне плохо и больно. Да что там «словно» — она и вправду всё чувствовала. Только помочь ничем не могла. Спасибо и на том, верный спутник…

Вдруг карса стремительно и грациозно метнулась прочь, к Ветру, секунду повозилась у седла и вернулась, неся в пасти истерзанную, потерявшую половину перьев куропатку. Ту самую, которую я ещё перед каньоном сшиб метательным шариком. Верно, у Тури не нашлось времени ею заняться…

Карса подошла вплотную и положила тушку куропатки рядом со мной. В тушке торчала длинная варварская стрела — то ли застряла там ещё прошлым синим днём, то ли Тури вчера тоже пришлось столкнуться с варварами. Карса неуверенно лизнула меня в лицо и уселась рядом, преданно выкатив жёлтые глазищи с вертикальными щёлочками зрачков.

Честное слово, у меня даже болеть всё стало меньше. Ах ты зверюга! Сочувствуешь?

Я протянул руку и потрепал карсу по голове, морщась от каждого движения.

— Спасибо, брат Тури… И извини, что я раскис. Ты бы, наверное, мог много интересного рассказать о минувшем дне…

Дождь усиливался. Только этого не хватало — где спрятаться от дождя в россыпи невысоких пологих холмов? Превозмогая слабость и желание просто повалиться и закрыть глаза, я встал. В глазах на миг потемнело. Плохо дело, совсем я ослаб. Что же произошло? Что-то такое, с чем не смог справиться даже мой полузвериный организм, которому не страшны раны, смертельные для обычных людей или обычных зверей?

Кое-как одевшись и обувшись, я взял Ветра под уздцы, потому что на такой подвиг, как водружение моего бедного тела в седло, я не был готов. Каждый шаг отдавался в позвоночнике, рёбрах, даже под черепом отдавался, рождая пёстрые разводы перед глазами. Впрочем, скоро боль стала привычной и отошла куда-то на второй план. Я направлялся к горам, огибая округлые туши холмов. Я прошёл совсем немного к западу, и тут мне почему-то вздумалось оглянуться. Позади, там, откуда мы с карсой пришли, высилась странная каменная арка. Будто ворота, что меняли нашу сущность, если сквозь них пройти. Ворота от зверя к человеку и от человека к зверю. Как часто нам приходится проходить сквозь них?

Всю жизнь.

Каменные столбы мокли под крупными каплями. Я пошёл дальше, натянув капюшон на самые глаза, а голову свесив на грудь, и всё время прислушивался к себе, к разбитому и ноющему телу. Когда-то у меня уже было так, кругов десять назад, когда я стал жертвой уличной шпаны в Лиспенсе. Тогда я тоже целый день маялся в облике человека, и только второе и третье превращения вернули ощущение здоровья и силы. А ведь тогда мне было чуть больше двенадцати кругов, и любая царапина заживала — что на подростке-человеке, что на молодом вулхе — ещё до ближайшего пересвета. Похоже, те времена прошли безвозвратно.

Дождь всё усиливался; на небе не осталось ни единого просвета. Земля медленно раскисала.

Вскоре я решил, что хватит месить грязь. Моя магическая одежда, как выяснилось, не промокала, сапогам влага тоже ничегошеньки не могла сделать, но идти сквозь мутную пелену дождя хотелось всё меньше. То есть, сквозь дождь идти совсем не хотелось. Да и не сквозь дождь тоже. Просто, я знал, что идти надо. Но сперва — отдохнуть, и, если повезёт, переждать непогоду. И я полез в двумех, достал клетчатую попону, которой укрывал бы Ветра на стоянках, заберись я далеко на север, укрепил верёвочные петли на седле, воткнул в самое на взгляд мокрое место короткий составной шест и набросил на него второй край попоны. Получилось плохонькое подобие навеса, но от дождя оно прекрасно спасало. А на большее я и не претендовал.