– Значит, так и будет! – отрезал старик. – Вавилон стоит уже три тысячи лет. Должно быть, его срок пришел. Неисчислимые грехи его жителей переполнили терпение Неба. Ему суждено быть разрушенным, на месте Вавилона пастухи будут пасти свои стада, кочевники будут перегонять караваны, дикие звери будут пожирать свою добычу! Такова воля звезд, такова воля богов.

– Такова воля богов… – как эхо, повторил высокий маг, и в голосе его звучало отчаяние.

– Только еще одно тебе нужно знать, – добавил старик после продолжительного молчания. – Пройдет очень много лет, звезды трижды обойдут вокруг Середины Мира и еще три раза по трижды…

– Но это больше двух тысяч лет! – прошептал высокий маг, но на этот раз старик сделал вид, что не услышал его слова.

– И еще три раза по трижды, – повторил он. – И только тогда грехи жителей Вавилона будут искуплены и звезды встанут таким образом, что сердце Великого Отца, священная реликвия Кохба Мардук, сможет возвратиться на свое место.

На крыше храма воцарилась тишина, нарушаемая только гудением ночных насекомых да едва слышным пением звезд. На этот раз высокий маг не издал ни звука.

– Понял ли ты волю звезд? – спросил старый жрец по прошествии нескольких бесконечно долгих минут.

– Я все понял, великий старец!

Пришла в себя я от громкого стона и от сильной боли в руках и ногах.

Сознание возвращалось медленно, и прошло несколько мучительных секунд, прежде чем я поняла, что стон – мой собственный, что я сижу в тяжелом массивном кресле, мои руки и ноги привязаны соответственно к подлокотникам и ножкам этого кресла, и привязаны они очень туго, отчего я испытывала резкую боль. Кроме этой боли, меня мучила сухость во рту и очень сильная жажда – вероятно, последствия той гадости, которой меня усыпили.

Я снова застонала и повернула голову, насколько позволяли веревки, чтобы оглядеться.

Я находилась в большом помещении – видимо, это был какой-то склад или подсобное помещение магазина, потому что вдоль стен стояли стеллажи с многочисленными картонными коробками.

Чуть в стороне от моего кресла за столом сидел невысокий человек в сером форменном халате с маленькой козлиной бородкой. Услышав мой стон, он повернулся, вскочил из-за стола и крикнул кому-то, кого я не видела:

– Толик, она очухалась!

– Вот и ладушки!

За спиной послышались приближающиеся шаги, и в поле моего зрения появился другой человек – в таком же сером халате, только гораздо выше и толще первого, с двумя жирными подбородками и маленькими, как у откормленного борова, глазками. Подойдя ко мне, этот толстяк внимательно меня оглядел, потер руки и проговорил:

– Пришла в себя – это хорошо. Теперь мы с тобой поговорим. Разговор у нас будет долгий…

– Сначала дайте попить, у меня во рту пересохло. И развяжите, больно очень.

– Ты уж очень спешишь, красавица! – пропыхтел толстяк. – Вот ответишь на мои вопросы – тогда все тебе будет: и попить дадим, и развяжем…

– Ну, хоть попить… у меня совсем во рту пересохло… я говорить не могу…

Я действительно говорила с трудом, и язык у меня был жесткий, как терка.

– Но ведь говоришь же. – Толстяк наклонился надо мной и пропыхтел, пристально уставившись на меня маленькими, заплывшими жиром злыми глазками: – Где оно? Скажешь – получишь воду.

Он дышал прямо мне в лицо, от него пахло чесноком и застарелым перегаром. Меня затошнило – прямо как от мужа, когда он завтракает. Или даже еще сильнее.

Вот интересно – муж совершенно не пьет и в рот не берет чеснока. Даже в котлеты свекровь чеснок не добавляет, курицу не натирает. У нее правило – готовить только то, что нравится ее Витеночку. Отчего же меня вдруг тошнит? Наверно, от страха.

– Что – оно? – переспросила я, пытаясь как можно глубже вжаться в спинку кресла и задерживая дыхание, чтобы не чувствовать тошнотворный запах.

– Ты отлично знаешь, о чем я говорю! – пропыхтел он. – И нечего мне лапшу на уши вешать! Я ведь пока добрый, а могу и рассердиться! И тогда тебе непоздоровится!

– Да что вы имеете в виду? – проговорила я, пытаясь почти не дышать.

Конечно, у меня в голове шевельнулась догадка, что им от меня нужно, но я не хотела озвучивать ее сама.

– Что имею, то и введу! – хрюкнул толстяк, став еще больше похожим на жирного борова. – Лучше говори, где то, что ты взяла в ячейке, а то пожалеешь, что на свет родилась!

– Да не было там ничего, – ответила я вполне искренне.

– Так я тебе и поверил! – прохрипел он и повернулся к маленькому человеку с бородкой: – Коля, ты проверил сумочку?

– А как же! – ответил тот раздраженно. – Чушь всякая! Ничего интересного! Выходит, она это успела спрятать. Не знаю только когда – ее ведь около самого банка взяли…

Я скосила глаза в его сторону и увидела перед ним на столе мою сумочку. Она была опустошена, и даже подкладка вспорота. Содержимое сумки лежало тут же, на столе.

– Новая же была сумка! – возмутилась я. – Я ее совсем недавно купила! Что ты с ней сделал?

– Тебе сейчас не о сумке – тебе о себе самой нужно беспокоиться! – перебил меня толстяк. – Если не скажешь, куда дела то, что нашла в ячейке, мы тебя выпотрошим, как эту сумку! Ты уж поверь – мы с Колей в этом деле большие специалисты!

– Говорю же вам – там ничего не было!

Толстяк тяжело вздохнул, выпрямился и устало проговорил:

– Вот так всегда! Ну почему они никогда не хотят говорить по-хорошему? Ведь потом все равно колются, все выкладывают – но ведь уже поздно, никакой врач уже не поможет… ладно, Коля, готовь аппаратуру!

Худенький человечек усмехнулся, торопливо запихнул все мои мелочи в сумку и ушел в невидимую мне часть комнаты. Оттуда донесся металлический лязг, скрип и скрежет, и через минуту Коля выкатил из-за моей спины громоздкую металлическую конструкцию из каких-то длинных стержней и перекладин, отдаленно напоминающую детский гимнастический комплекс.

– Вы что тут – между делом фитнесом занимаетесь? – поинтересовалась я. – Программы для желающих похудеть?

– Шутишь, да? – процедил толстяк. – Ну, шути, шути, скоро у тебя пройдет эта охота. Этот аппарат, точнее, станок, – отличное устройство для развязывания языков… ну, последний раз спрашиваю: что ты нашла в ячейке?

– Вы же видели мою сумку, – проговорила я. – Там ничего нет! Ячейка была пуста…

– Ну, все, мне надоело! – Толстяк достал из кармана своего халата складной нож, раскрыл его, поднес лезвие к моей руке.

Я сжалась, ожидая боли, но он всего лишь перерезал веревки сначала на одной руке, потом на другой. Затем он наклонился и таким же манером освободил мои ноги. Я пошевелила пальцами, чтобы восстановить кровообращение, и попыталась угадать, за что мне такая поблажка и что будет дальше.