— Эр Август, — холод донимал все сильнее, но холод терпеть можно, — почему она его защищает? После всего, что было… Это Левий?

— И Левий тоже, — Штанцлер не стал делать вид, что не понимает, о ком речь, — но это не главное. Катарина не думает, не пытается понять, она верит и исполняет свой долг. Я не хотел тебе говорить, я и теперь не уверен, что вправе это сделать…

Эр Август не хотел говорить, Ричард не хотел слышать. Потому что почти догадался, но некоторые вещи нужно знать наверняка.

— Эр Рокэ вызвал моего отца по просьбе Катари?

— Ты понял. Ты почти понял… Все было еще хуже. После рождения старшей дочери Катарина отказалась принимать Алву. Наотрез. И Фердинанд, надо отдать ему должное, ее поддержал. Тогда он еще помнил мать. Тогда он еще был человеком и пытался стать мужчиной. Пожалуй, в последний раз…

Алва, узнав, что королевская спальня для него закрыта, повел себя безупречно. Как вассал, выполнивший неприятный приказ сюзерена и довольный тем, что все в прошлом. Ему поверили. Поверил и я… Правду подозревала лишь Катарина. Она боялась Ворона, несмотря на все заверения Фердинанда, но когда стало известно об Эгмонте…

Мы все надеялись, что ему улыбнется удача, — Ренкваха считалась непроходимой, а союзники были готовы к выступлению. Мы тогда еще не знали Алвы, Катарина знала. Она предложила себя в обмен за жизнь Эгмонта. Ворон ответил, что Талиг важней всех женщин Кэртианы, а тем более одной. Вождя мятежников он не отпустит, но может избавить от Занхи. Катарина приняла его условия.

Алва, к его чести, слово сдержал. Он сделал даже больше — промедлил, дав разбитым повстанцам возможность уйти. Дорак рвал и метал, но не мог ничего изменить, а судьба королевы была решена. Она сочла, что в долгу перед Вороном, и она осталась с ним. По доброй воле. Теперь долг уплачен сполна. Она простила.

Так вот почему Катари отказала сюзерену в правде! При всей своей откровенности она не могла признаться в главном. В том, что избавила отца от казни, заплатив собой, а он чуть не совершил непоправимое… Если б не запрет судьям быть еще и свидетелями, он бы рассказал о насилии, которого не было. Была месть человека, который получал тело, но не душу, покорность, но не любовь.

— Если Катарина узнает, что я тебе рассказал, мы ее потеряем. Оба.

— Она никогда не узнает.

Он попросит прощения за то, что едва не проговорился. Катари простит, не может не простить, если она простила Алву… Справедливо простила. Отвергнутая любовь почти всегда жестока, но Ворон вел себя достойней многих. Подлость Придда и слабость Эрнани превратили Алва в изгоев, Рокэ не мог стать другим. Он заслужил смерть, а не презрение.

— Я так и не ответил на твой вопрос, Дикон. — На лице Штанцлера читалась решимость. — Я не видел ее величество больше года, но я знал ее еще девочкой и не сомневаюсь, что прав. Катарина не может лгать перед лицом Создателя. Она на самом деле вызвала Ворона. Ее величество не любила Алву, боялась его, он ее мучил и унижал, но он верно служил Талигу Олларов, этого у него не отнять. Королева не понимала, что Алва в сговоре с Дораком. Не знаю, подозревала ли она, что ты всех выдал, может быть, и да. Отчаянье — дурной советчик, а ты исчез, ее братья были убиты… Те, кто не погиб на этой проклятой дуэли, наверняка завидовали Ариго и Килеану. Скажи мне, что она могла подумать, зная, как Алва избавил Эгмонта от Багерлее?

— Что он оказал Ариго ту же услугу…

— Верно. Именно это она и сказала, открывая мне Дорогу королев. Она вынудила меня бежать. Это было просто — я знаю себе цену. Я бы не вынес пыток и подписал бы все, что мне подсунули, а самоубийство… В умелых руках оно равноценно признанию, и я бежал, а Катарина осталась. Она надеялась разбудить в Олларе человека и короля. Бедняжка… Поняв, что это невозможно, она обратилась к единственному человеку, который мог остановить бойню в Эпинэ. Не знаю, какие слова она нашла, но ей удалось доказать, что Манрик и Колиньяр вредят Талигу, а Алва, что бы о нем ни думать, Повелитель. Он мог подчиниться Дораку, но не «навозникам», ты это знаешь лучше меня.

— Лучше?

— Вспомни молодого Колиньяра!

Ричард вспомнил, и в кровавом витраже встал на место еще один осколок. Алва решил вмешаться и здесь, но опоздал. Что ему оставалось? Вернуться с неудачей в свою Кэналлоа? Бежать к Фоме и жениться на купчихе? Проскочить на север, поднять армию, смести с лица земли восставших? Он сделал бы это шаля, но решил наконец-то умереть. Не потому ли, что счел себя обманутым единственной женщиной, которую любил? Ненавидел, но любил… Алва учел все, кроме слабости Эпинэ, а потом у него не осталось выхода. Волк огрызается до последнего. Даже не желая жить. Даже видя, какому ничтожеству отдает свою жизнь.

— Спасибо тебе за то, что пришел. — Дикон и не заметил, как они вернулись к одинокому дому в холодном дворе. — Я так и не рассказал тебе о кольце… Робер не мог его узнать. Повелители Молний чтили древние законы. Все знал лишь глава рода и его наследник. Анри-Гийому и в страшном сне бы не приснилось, что знамя с Молнией поднимет не Морис, не Арсен и не Мишель, а самый слабый из его внуков. Робера держали вдали от семейных тайн, а потом стало поздно. Мне тайну кольца доверила королева Алиса… Анри-Гийом был рыцарем королевы. Я бы сказал, последним рыцарем Талигойи, если б не знал тебя…

— Почему?! Почему вы ему не объяснили?

— Я пытался, но Иноходец не из тех, кто слушает то, во что не желает верить, и потом… Его не хватит ни на то, чтобы из милости убить врага, ни на то, чтоб во имя справедливости убить друга, родича, возлюбленную. Такие люди кажутся хорошими друзьями, но я… Я предпочел бы иметь в друзьях Ворона, если б тот был способен на дружбу.

— Господин супрем, — нос торчащего на пороге коменданта покраснел; ему тоже было холодно, — я предупредил Фердинанда Оллара о вашем визите. Он ждет.

Ричард с трудом удержал готовую вырваться грубость. Жирный слизняк мог ждать супрема сколько угодно, супрем его видеть не желал. Особенно сегодня.

— Герцог, я сожалею, что оторвал вас от исполнения ваших обязанностей. — В глазах Штанцлера был приказ. И просьба. Пойти и исполнить свой долг, каким бы мерзким тот ни был. Ричард кивнул.

— Я был рад найти вас в добром здравии, граф. Если вам что-нибудь понадобится, немедленно обращайтесь ко мне. Господин Перт, идемте к Оллару, хотя… Хотя бывших королей надо держать в строгости. Сперва я осмотрю западную стену. Вы, кажется, говорили, что необходимо отвести воду?

1

За Лурме признаков весны было даже меньше, чем на прежней границе или в Старой Придде. Вдоль обочин мирно спали безлюдные поля, невысокая дальняя гряда блистала нетронутой белизной, но навязанный Кальдмееру эскорт из кожи вон лез, исполняя приказ Бруно. Невзирая на безлюдье. «Безопасность на первом месте», — громогласно объявил фельдмаршал, провожая освобожденных пленников в Эйнрехт. На границе это казалось разумным, но чем дальше от Хербсте, тем очевидней становилось, что командующий эскортом получил еще один приказ: не дать разбитому адмиралу свернуть к морю или в Фельсенбург.