При делократизме «бюро» не будет заинтересовано во вмешательстве в Дело. И тем не менее лучше надежно за­щитить от вмешательства начальства стандартные условия. Для этого можно, например, их утвердить совместным ре­шением руководителей предприятия и профсоюза или лю­бым другим способом, при котором вмешательство в стан­дартные условия станет невозможным.

В этом контексте вспомним об одном способе нейтрали­зации власти начальника (заодно посмотрим, как Дело ме­няет психологию людей).

В СССР воинские отличия отмечались орденами — поощ­рение за Дело. Эти ордена учреждались в мирное время (ор­ден Ленина, звание Героя Советского Союза, ордена Красной Звезды, Красного Знамени), когда у армии не было Дела, и во время войны (полководческие, ордена Отечественной войны, Славы), когда Дело было. Статуты этих орденов су­щественно различны. «Мирные» статуты коротки, в них го­ворится, в общем, о некоем героизме, за который этим ор­деном можно награждать. Становится понятно, что авто­ры этих статутов не понимали, в чем Дело солдата, армии; Дело армии — уничтожить врага, поэтому Делу абсолют­но все равно: уничтожен враг героически или как-то трус­ливо. Но «мирный» статут отдает дело награждения солда­та в руки командира, который должен определить, был ге­роизм или нет. Скажем, солдат в бою уничтожил два танка, но вопрос о том, на сколько он проявил героизма — на ор­ден Ленина или объявление благодарности перед строем, бу­дет решать командир солдата, а тому, может быть, не нра­вится внешний вид бойца или лень писать представление на орден ... Эти статуты отдавали власть над солдатами не Делу, а «бюро», командирам. Когда началась война, и Сталин, и Верховный Совет стали оценивать значение орденов по-другому. В статутах орденов Славы и Отечественной войны героизм отошел на второй план, а на первый вышло Дело. В них указывалось, сколько надо подбить танков, сбить са­молетов, сделать боевых вылетов, уничтожить живой силы врага, чтобы получить орден. (С позиции нашего вопроса эти статуты можно рассматривать как перечень стандартных условий — стандартных услуг и их стандартную государст­венную цену.) Поэтому не командир решал, достоин солдат ордена или нет. Если летчик сделал двадцать боевых выле­тов, он должен был получить орден Отечественной войны. В эти вылеты он мог разбомбить какой-то очень важный объект, прорвавшись через сплошной зенитный огонь, на­чальство могло заметить эту нестандартную услугу Родине и представить его к званию Героя Советского Союза. Но если этого не случалось, все равно летчик получал орден Отечественной войны. Если солдат первым спрыгнул во вра­жеский окоп, он получал орден Славы, нужно было только добежать до окопа и спрыгнуть. И храбрецы бежали, а за ними и трусоватые. Именно это нужно было Делу, Родине. (Во время Бородинской битвы не в силах остановить от­ступающие под натиском французов русские полки генерал Ермолов сам пошел в атаку на французов, бросая перед со­бой под ноги французов солдатские Георгиевские кресты: хочешь, солдат, крест на грудь — иди подбери!).

Во время войны статуты и «мирных» военных орденов были изменены. Так, звание Героя Советского Союза стали присваивать за 20 сбитых самолетов противника в любом случае. Могли присвоить и за 5—6, но за 20 — обязатель­но. Один из писателей, пишущих о войне, на мой взгляд, лучше всех понимающий войну, В. Карпов рассказывал о себе. В 1941 году он кончил пехотное училище, но был аре­стован и осужден как враг народа. Из лагерей ему удалось попасть на фронт, где он стал разведчиком и захватил 20 «языков», то есть 20 раз уходил в тыл к немцам и там за­хватывал вражеского солдата, доставляя его в свой штаб для допроса. За это ему полагалось присвоить звание Героя Советского Союза. Можно представить положение его ко­мандиров: вдруг он, враг народа, со Звездой Героя убежит к немцам? Тогда с них за такое представление голову сни­мут. Тем не менее представление написали, и звание Героя Карпову было присвоено. То есть главное — это Дело, а не характеристика его исполнителя.

Автор привел эти примеры, чтобы читатели поняли, на­сколько важно сознательно передать власть от начальника

Делу. И это возможно всегда и в любом Деле, в том числе и в экономике.

...Здесь предпринята попытка объяснить пути делокра­тизации как можно подробнее, но меня все равно не поки­дает чувство, что приведенного объяснения недостаточно. Поэтому для тех, кто продолжает недоуменно пожимать пле­чами, скажу следующее.

Вы, конечно, слышали и неоднократно (это утверждают все органы формирования общественного мнения), что бу­дущее экономики за малыми предприятиями и за хозяева­ми. Автор предлагает превратить каждого работающего в малое предприятие. Не надо дробить крупное предприятие на десять мелких. Надо, чтобы каждый работник крупно­го предприятия стал единоличным хозяином. Например, в «Форд Моторс Компани» работает 432 тысячи человек, и ав­тор предлагает сделать конкретные шаги к тому, чтобы эта компания состояла из 432 тысяч мелких предприятий и ка­ждым управлял единоличный хозяин.

Я понимаю, что многие продолжают недоумевать, пото­му что академики уже много лет утверждают: чтобы стать хозяином, человек должен получить средства производст­ва и землю в личную собственность с правом продажи. Но это либо глупость людей, никогда не работавших и не знаю­щих, как создаются материальные блага общества, либо под­лая корыстная заинтересованность тех, кто эти идеи рас­пространяет.

Первое, о чем надо задуматься: для чего человеку собст­венность на средства производства, на землю? Либо для того, чтобы с их помощью создать товар или услугу, продать их и получить средства к существованию, либо для того, что­бы перепродать все это и нажиться на этой перепродаже. Любому обществу важно, чтобы человек использовал эти средства для первой цели. Достижение второй цели ничего не дает обществу. Она позволяет обогатиться только парази­там общества — спекулянтам, а то, что спекулянты действуют вполне легально, их паразитическую сущность не меняет.

Среди нынешних героев Запада есть братья-евреи, кото­рые в Нью-Йорке занимались скупкой-продажей земли. Эта деятельность их обогатила, они стали мультимиллионерами, но от их деятельности Америка не стала ни на грамм богаче, в ней не появилось ни одного лишнего дома, лишнего ки­лограмма хлеба или стали. Образно можно сказать, что это экономический онанизм, эти люди в экономике удовлетво­ряют только себя лично, такая экономика не имеет выхода к обществу. Американцам это очень нравится, и нам неза­чем вмешиваться в их дела. Но зачем это нам?

Если человек добывает средства к существованию своим трудом, честно, в поте лица своего, то тогда его волнует, как продать изделия, а не как продать инструменты, с помощью которых он изготовил эти изделия, как продать пшеницу, а не землю, на которой он ее вырастил. В этом случае абсо­лютно безразлично, кому принадлежит земля или станок.

В 50-х годах в Айове, хлебном штате США, вдруг ста­ло резко уменьшаться число фермеров, владеющих землей. В чем было дело? Богатство фермера определяется объемом продажи зерна, а для его получения фермеру нужны земля, трактор, комбайн, плуг, сеялка и прочее. У фермеров того времени не было денег иметь все сразу, и они предпочита­ли приобретать только движимое имущество, а землю брали в аренду, поскольку покупка земли — мероприятие и доро­гое, неответственное. Фермеры имели возможность не спе­ша оценивать и участки, и место постоянного жительства. Для нас здесь важно другое: труженику не важно, кто вла­деет инструментом, которым он пользуется. Не инструмент определяет его доход, а собственный труд. И это в США, где люди путают частную собственность с Господом Богом!