Напротив Лёши кто-то упал в обморок, и его понесли в другой отсек. Аврора с любопытством побежала за людьми. На неё шикнули, и она вернулась с обиженным выражением морды и застонала то ли от скуки, то ли от волнения.

– Получилось, – проговорил Родион. – Я не верю, что у нас получилось!

Он повернулся к Лёше со слезящимися глазами, всхлипнул два раза, и тогда мальчик указал направо, на синевато-серую планету, но произнести ничего не сумел, так как потерял дар речи.

Родион Китин сидел, прислонившись к стеклу, а на его коленях дремала, не ворочаясь, Аврора. После полёта ей снился долгий, крепкий и безмятежный сон о Земле.

Лёша понемногу привыкал к скорости, с которой неслышно грохотал поезд.

– Вы подойдёте к нему?

– Да, я подойду, – ответил Китин. – А ты?

– Мне-то зачем? Я к Никите, а к Роману не буду.

– Я не уверен, что он меня помнит, – с тоской произнёс Китин. – Я тогда был ещё подростком… Он точно забыл.

– Увидите, он вас сразу вспомнит!

– Ты так думаешь?

– Не бойтесь и назовите своё имя. Он знает ваш голос лучше многих других голосов.

Известный день, но неизвестное число и неизвестный год

Я пишу «известный день», так как он мне известен совершенно. День долгожданной встречи. Неизвестное число и неизвестный год, потому что я не знаю, в каком часовом поясе мы находимся. Зима сейчас или лето (если зимой здесь так тепло, то мне уже всё очень-очень нравится).

Мы приземлились на другом материке и узнали, что улица Гранатовая двадцать пять находится в посёлке Пассат. Я никогда не ездил в поездах и боюсь, что покажусь недалёким Китину.

Он рассказал, как путешествовал в разные города, и показал мне карту России с устаревшими обозначениями. Я попробовал выучить их наизусть, но у меня ничего не вышло. Затем мы отвлеклись на другое красное солнце и забыли, что хотели спросить друг у друга.

Родион глядел на меня немигающими глазами. Он рассеянный человек с рассеянным, но участливым взглядом, в котором я чувствую тревогу. Мне стал дорог этот взгляд и корабль, который строил Родион вместе со своей командой.

Я жалею, что так много не был с родителями. Не представляю, как приду к ним и что скажу, чтобы заслужить их прощения. Они, верно, сильно разочарованы мной. Только я горд за себя и Аврору, которая преодолела достаточно. Её по праву можно назвать галактической собакой.

Море было тихим, спокойным, и по небу плыли две рваные чёрные тучки. Что за чудесный день!

Перед высадкой Китин забрал чемодан, а я перекинул через плечо сумку. Местами она порвалась, и мне приходилось держать её крепко обеими руками, чтобы все бумаги и конверты не высыпались на грязь улицы.

Мы шли по посёлку, и я часто подымал голову и следил за странными птицами, которые кружили в густых, но редких облаках неисчислимыми стаями. Все они были огромны и белы как снег и потому были хорошо всем заметны.

Я спросил у Родиона с любопытством:

– Вам когда-нибудь снились птицы?

– Да.

– И вы летали в своих снах?

– Летал. А почему спрашиваешь?

– Потому что они мне тоже снились. Но мы лучше птиц, ведь мы люди. Люди могут летать не только в небе.

Он согласился со мной. Я улыбнулся своим мыслям, и мы спешно миновали лавочку с диковинными чучелами. Ещё сонная Аврора подошла к продавцу, нюхнула его разок и ринулась за нами.

Невдалеке показался дом. Я забеспокоился, что не сдвинусь с места, если окажусь возле деревянного забора, как ни странно, с алыми гранатами. Родион подтолкнул меня локтем и уверенно предложил пойти первым. (Рядом с этим человеком я быстро смелел.) Аврора, точно чувствуя, куда мы идём, стремительно обогнала меня. Я бросился за ней, всё также аккуратно обходясь с кожаной сумкой.

Перед самой калиткой я восстановил сбивчивое дыхание и крепко взял влажную ладонь Китина. Он кивнул, и я нажал на кнопку звонка. Во двор вышла некрасивая женщина с большим носом и спросила серьёзным голосом:

– Вам кого?

Я заговорил с ней первым.

– К Никите. Он мой друг.

– Не знаю я таких друзей. У него их мало. Я тебя не видела.

– Может быть, вы и не видели. Мы с ним давно дружим, – твёрдо проговорил я и застыл, когда заметил краем глаза мощное дерево и шатающуюся лестницу.

– Насколько давно?

– Не больше двух месяцев, в общем.

– Мало, очень мало, – возмутилась женщина и махнула на меня рукой.

– Не для нас.

– Вас я тоже не знаю. Не видела ни разу, – обратилась она с подозрением к Родиону.

– Он не к Никите, а к Роману. Позовите, пожалуйста, вашего мужа, он всё сразу поймёт!

Из домика спустился ловкий мальчишка.

Я окликнул его по имени. Он обернулся и испуганно спрятал лицо ладонями, будто не доверяя всему, что видит. Я несколько раз позвал Никиту по имени и, отодвинув решительно его мать, кинулся по дорожке. Потом остановился в нескольких шагах от друга и спросил взволнованно:

– Ты не забыл обо мне?

– Не забыл.

– А если бы я прилетел позднее, ты бы узнал меня?

– Узнал.

У меня градом полились слёзы. Я выронил сумку и, упав на колени, стал собирать бумаги, которые разлетелись по разные стороны. Никита опустился тихо рядом. Он взял одно из писем, внимательно прочитал его и обнял меня за плечи.

– Что это ты пишешь? О чём рассказываешь?

– Ты никогда бы не побывал в нашем океанариуме. Я записал всё, что помнил о рыбах. Кто попался?

– Крылатка.

– Есть у нас такая опасная рыбёшка, – сказал я, утирая слёзы. – А ещё кто?

– Она одна на этом листе. Ну же, не плачь, – попросил он меня мягко. – Ты всё-таки напугал мою маму. Не надо было её пугать.

– Я не хотел.

– Ладно. Пойдём-ка успокаивать её.

Никита помог мне собрать сумку, и я с радостным предвкушением указал на домик.

– Ты покажешь, что внутри?

– Торопливый какой! Покажу, но не сейчас. У нас не принято с гостями сразу по деревьям лазать. И где же твой загар?

– А он должен быть?

– Должен. Ты сам о нём говорил. Я запомнил.

– Я забыл.

Я поругал себя за забывчивость, и мы двинулись вперёд по травяному узору.

– Напомни мне, с какой ты планеты?

– Моя планета Земля.

– И всё же ты отведёшь меня в океанариум. Когда-нибудь.