А О’Конноры оставили дома какие-нибудь материалы?

Да. В частности, один предмет показался мне настолько важным, что я сообщила о нем Айн. Это был томик первого издания и первого тиража Источника, подписанный ею Нику, старшему брату Фрэнка. Такая надпись внизу страницы ее почерком: «5 мая 1943». А наверху страницы, первой страницы: «Нику — моему техническому советнику — главному редактору Нью-Йорк баннер — за все вечера, которые ты потратил на слушание этой книги. Айн». Она сказала, чтобы я оставила эту книгу себе для нашего сына Рида, которому было тогда девять лет.

Меня удивило количество оставленной ими мебели. Обеденный стол — думаю, что они оставили его, потому что он был слишком велик для их нью-йоркской квартиры; в большом патио они оставили круглый металлический стол и уличные кресла, а также восемь мягких стульев к обеденному столу. Еще четыре кресла остались в гостиной.

На втором этаже осталась кровать в галерее, кресло на кошачьих лапках. В оранжерее, в которой Фрэнк растил свои стефанотисы, остались коробки с ненужными фото без подписей.

Айн оставила также железнодорожные журналы. Один, в частности, называвшийся Ридин рейлроад, образовывал целые штабеля. Кое-какие из них, за 1946 год, я сохранила и перевезла в свой дом во Фрайди-Арбор [Вашингтон]. Я спросила у Айн, нужны ли они ей, и она ответила — нет.

В конце 1950-х проводилось принудительное отчуждение недвижимости. Как отреагировала на него Айн Рэнд?

Это вы про школу… неполную среднюю имени Нобеля, так ее звали?[115] Они хотели выкупить часть владения O’Конноров. Никакого давления не было. Я позвонила O’Коннорам и поступила так, как мне было сказано.

Так, значит, мисс Рэнд не была расстроена и не сопротивлялась?

Нет-нет. Никакой проблемы не было. Айн все меньше и меньше интересовалась Тампой. Это Фрэнк действительно верил — во всяком случае, какое-то время, — что они вернутся туда. Ему нравился тот образ жизни, который они вели там.

А что произошло с домом в 1971 году?

В это время дом принадлежал ныне покойной Кэтрин Хучин. Сделку эту устроила я; никто не платил комиссионных, и мы с мужем продолжали жить в этом доме. Мы съехали оттуда в августе 1971 года. После того как прожили в нем двадцать лет. Десятого августа, едва мы выехали с подъездной дороги, уже готовые бульдозеры снесли домик, в котором Фрэнк растил стефанотисы. Затем бульдозеры должны были снести главный дом. И я не стала оборачиваться назад, когда мы свернули на Девоншир, оставив за спиной 10 000 Тампу и направляясь на север к нашему новому дому, расположенному посреди сорока пяти акров леса возле Пьюджет-Саунд.

Эйк Сандлер был профессором политологии Колледжа штата Лос-Анджелес в начале 1950-х годов и знал мисс Рэнд. Вместе с женой Джейн он посещал дом мисс Рэнд в Чатсворте. Доктор Сандлер скончался в 2008 году.

Даты интервью: 24 мая и 4 июня 2002 года.

Скотт Макконнелл: Как вы познакомились с Айн Рэнд?

Эйк Сандлер: Это случилось еще в 1950 году, когда я являлся активным инокорреспондентом в Голливуде, a она присутствовала на некоторых собраниях Ассоциации инокорреспондентов Голливуда[116]. Я представился ей, рассказал о себе и сказал, что мне хотелось, чтобы она прочитала лекцию моим студентам.

Чем вам запомнилась эта встреча?

Ничем особенно; просто я читал Источник, заинтересовался ее философией и пригласил выступить перед одной из моих групп в колледже. В то время я вел группу по теме «Американское политическое мышление». Она посчитала, что такая формулировка соответствует ее интересам, и приняла мое предложение. В первый раз она предстала перед моими студентами в мае 1950 года.

Кроме того, я вел еще класс по истории политической теории, начиная от Платона[117]. Эта тема ее заинтересовала. Она начиналась с ранних философов — Платона, Аристотеля — и так далее вплоть до Маркса. Судя по тому, что я помню, она великолепно разбиралась в теориях Платона, Аристотеля и Сократа, a также в сократическом методе. На мой взгляд, она была превосходно образована в этой области.

Расскажите о том, как держалась Айн Рэнд перед студентами.

Я хотел создать ей приватную обстановку, и потому не стал приглашать никого, кроме самих студентов. Она прочитала им лекцию о собственной политической философии. Не могу сейчас воспроизвести то, что она говорила, однако студенты были увлечены ею, поскольку она подавала материал в очень интенсивной и увлекательной форме. После лекции студенты спросили, нельзя ли поближе познакомиться с ней, и она пригласила их к себе домой, хотя выдвинула одно ограничение: ей не хотелось видеть у себя дома ни одного коммуниста. Это был абсолютный запрет. По-моему, примерно дюжина студентов приняла это предложение. Мы с женой, а также кое-кто из студентов побывали у нее несколько раз, a потом она снова приехала к нам и прочла лекцию моей группе, занимающейся политической теорией.

Миссис Сандлер, сколько раз вы встречались с мисс Рэнд?

Джейн Сандлер: Кажется, три раза. Первый раз в ее доме, когда она пригласила нас к себе. Помню, вокруг дома все кричали какие-то птицы. Там было много павлинов, невероятных, странных. Такой дом, как у нее, еще нужно было поискать. Мебелью служили огромные-преогромные диваны, скорее тахты с множеством подушек. Такой вещи, как стулья, там не было предусмотрено. Приходилось садиться на них и подбирать под себя ноги. Студенты устраивались на полу, часто сидя по-турецки.

Она была очень обаятельным человеком. Очень теплым, очень гостеприимным, однако в ней все равно ощущался какой-то холодок. Дело было в ее личности. У нее был собственный ум, собственные мнения — и похоже было на то, что ее не интересовали глубокие дискуссии в отношении иных идей, кроме собственных; впрочем, студенты ее любили и охотно сидели у ее ног. Оживленные дискуссии с нею могли затянуться не на один час. Помнится, никто не хотел уходить. Это были замечательные вечера.

Эйк Сандлер: И тем не менее одновременно они представляли собой нечто вроде материала для идеологической обработки. Я прекрасно понимал, что ей нужны последователи. Она хотела, чтобы, расставшись с ней, они оставались верующими в ее философию до самого конца своей жизни. Она хотела дать им нечто незабываемое. Ей были нужны слушатели и последователи. С самого начала мне было понятно, что она стремится добиться признания своей философии. Не сомневаюсь в том, что более умной женщины мне не приходилось встречать за всю мою жизнь. Она была воплощенным разумом, но с крайним фанатизмом относилась к индивидуализму и своей философии. Еще она считала, что можно познать истину.