– Я ее люблю! – отчаянно заявил Амантай.

Впервые ему приходилось спорить со старшими. От этого было немного не по себе.

Дядя, давая понять племяннику, что он не намерен дальше обсуждать этот вопрос, ответил жестко, как отрезал:

– Она не из нашего жуза!

И все. Пропало Амантаево счастье.

Агай, его любимый дядя, на которого он только что не молился и старался во всем походить, так и не понял его. Отказался понимать.

«Как же так? – удрученно думал Амантай. – Ведь он всегда был таким современным. Говорил, что мы должны быть выше всех этих племенных и родовых предрассудков. Что надо судить о людях по личным достоинствам и недостаткам. А где же теперь правда? Как понимать? И что теперь делать? Ой, бай! Что скажет он Альфие? Обратиться к отцу, чтобы он повлиял, поговорил с дядей?»

Амантай вспомнил последний приезд отца в Алма-Ату на партийное совещание. Каким жалким он ему тогда показался со всеми этими своими бумажками, тезисами. С этой своей наивной, какой-то детской верой в то, что пишут в передовицах «Правды» и закрытых письмах ЦК КПСС. А теперь просить его – это значит настраивать против дяди Марата. Амантаю стало даже не по себе от такой мысли: да если бы не дядя, где он был бы сейчас? «Ох-хо-хо!»

«А может, действительно наплевать на все? Пойти в загс, подать заявление. И расписаться. Но тогда что будет? Что будет?»

Он вспомнил, какое у дяди было сердитое, жесткое лицо при их разговоре. Как на пленуме по сельскому хозяйству. «А что он сказал в конце, когда я уже уходил? Что-то он такое сказал… А? «Не надо торопиться. Он сам подумает, какая Амантаю нужна невеста».

«Никто мне не нужен, кроме Альфии! – вспыхнула обида в сердце. – Лучше бы нашел жениха своей Розке! Уж такая она толстая, как сдобная булка. И все вешается на парней. Тоже мне родственница!»

Начато все это было почти месяц назад, когда в чью-то партийную башку залетела «оригинальная мысль» – провести октябрьскую демонстрацию торжественно и пышно. В итоге студентов всех высших учебных заведений Алма-Аты снимали с занятий, одевали в спортивные костюмы, давали в руки длинные палки, долженствующие изображать красные стяги. И заставляли ходить вокруг квартала и площади, где располагался Дом правительства.

Сегодня репетиция затянулась. Студенты-краснорубашечники уже в третий раз с шуточками и прибауточками приближаются к площади. Затем выстраиваются в красные шеренги, выравниваются. Звучит команда: «Пошли!». И под звуки бравурного марша бодро маршируют по площади мимо огромного черного памятника Ленину, мимо высоких колонн Дома правительства к виднеющемуся зданию универмага «Столичный». В их вытянутых руках трехметровые палки. Ноги в одинаковых красных революционных штанах и синих кроссовках бодро печатают шаг. То и дело из мегафона раздается командный голос:

– Вторая шеренга, подравняйсь! Кто там опустил флаг? Поднять на общий уровень!

Прошли. Остановились. Еще один заход.

Дубравин тоже в красном трико и шапочке. В шестой шеренге, третий с левого края. Рядом Илюха Шестаков и Мишка Нигматуллин. Их всех угнетает нудность и бессмысленность времяпрепровождения. И, желая хоть как-то развлечься, ребята то устраивают в колонне шуточную потасовку с применением «флагов», то разыгрывают дурацкую пантомиму. Вот как раз Рябушкин «сцепился» с Нигматуллиным. Изображают из себя рыцарей с копьями.

Прошли площадь. Остановились на Коммунистическом проспекте напротив универсама.

В рядах ворчание: «Доколе наши командиры?».

Некоторые вышли из колонны, присели на бордюр, на газон, на травку.

Дубравин решил использовать образовавшийся перерыв, чтобы прочитать письмо от Галинки Озеровой. Он перед репетицией заходил на главпочтамт и получил его в отделе «До востребования».

«Доброе утро, милый!

Вчера сбежала с сельхозработ с одной девчонкой. (Хотя у нас последний курс, все равно послали). Она живет в Петропавловске, домой ей ехать далеко, и, чтобы она одна не скучала, я взяла ее с собой. Было очень жарко, пыльно. Мы очень устали, пока добрались домой. Я ей показывала наше Жемчужное. Как оно ей понравилось! Мы ходили гулять по лесу, по улицам. Я шла и вспоминала: здесь мы с тобой гуляли, а вот там, у школы, ты всегда ждал меня, проходили мимо детского садика. Вот и все кончилось. Даже не верится, что так быстро все прошло. Словно сон была эта неделя, наша неделя…

Не грусти, милый. Все это временно. И наступит этому конец. И ты вернешься.

Мне иногда кажется, что все прошедшие годы – хорошая сказка. По-настоящему я себя ощущаю и живу только сейчас. Бывает всякое: горечь, разочарование, радости. Но все это приходит и уходит. И впереди все это. Так оно и будет. Радости мало. И чему радоваться? Одно слово – тоска.

Ты один – радость, горе, печаль, счастье мое. Один ты во всем мире. Ты и я. Мне приснилось, что ты приехал. Значит, скоро приедешь. Это к лучшему. Вообще, я стала суеверная. Начинаю верить всяким глупым приметам. Сама хихикала над девчонками, а теперь…

Сейчас мы в совхозе. Работаем ночью на току. Днем спим. Мальчишки сельские такие нахалы. Лезут даже в окна, невозможно жить по-человечески. Ругаются. Кошмар. Будем здесь до первого ноября.

Людка Крылова говорит, что я с каждым днем все хорошею. Стараюсь, хоть уже и «старуха». Мама смеется: «Таньку раньше тебя замуж отдадим. У тебя нет жениха, а у нее есть». Я сказала, что ты мой жених. Все как сговорились, спрашивают, когда поженимся. Удивляюсь, смущаюсь и говорю, что еще не скоро.

Что тебя мучает? Пиши все. Я хочу знать. Дорогой мой, не мучь себя. Не тревожься. Все будет хорошо…»

– Стройся! Чего расселись? Еще заход сделаем. Но уже как следует, – зашумел распорядитель со «стертым» лицом и красной повязкой на рукаве.

Студенты нехотя принялись вставать с травы и бордюра. Лениво становиться в шеренги. Всем уже осточертела эта репетиция всенародного ликования.

Дубравин спрятал беленькое письмецо в карман трико и пошел к ребятам. «Тоска зеленая. Достали с этой репетицией. Ну, кажется, опять тронулись. Нет. Остановились. Черт бы их побрал. И кому все это нужно?»

Вчера он с друзьями ходил на выставку «Фотография в США». Выставка расположилась во Дворце спорта. И заняла всю арену. Народу тьма. Когда они подошли к дворцу, там стояла гигантская, извивающаяся, как змея, человеческая очередь. Двигалась она достаточно быстро. Любопытные, видимо, оставались там недолго. Да и понятно. Выставка оказалась так себе. Но им она была интересна как профессионалам. С точки зрения фотожурналистики.

Ну что ж, качество аппаратуры будет у них получше. Это они все отметили. И взгляд на действительность свой, оригинальный. А вот что касается профессиональных, журналистских фотографий, то их практически не было. Так что покрутились они там, пытались общаться с работниками выставки. А потом плюнули на все и поехали в общагу.