Бессонов выходит из спальни, а я поднимаюсь с пола и сажусь на край кровати, застеленной вафельным пледом синего цвета. Осматриваюсь с пугливым интересом: у Яна обычная комната в темных тонах с большим шкафом в углу, гантелями и спортивным ковриком у окна и столом, заваленным кучей книг. И, конечно же, есть подвесная полка с ноутбуком и колонкой, которая испортила мне все.

— Вот, — Ян возвращается и вертит в руке небольшой пульт или что бы это ни было, — ложись.

Я не успеваю даже возразить, когда он выдергивает из-под меня покрывало, закидывает мои ноги на постель и укладывает на бок, а сам падает за мной и обнимает со спины. Вставляет наушники в эту штуковину — должно быть, это плеер, я видела такие в фильмах, а затем протягивает одно ухо мне. Он с усилием жмет на экран, чтобы пролистать песни, но тот поддается не сразу. И только с третьей попытки ему удается включить музыку. Я удивляюсь, когда слышу шум дождя с грозой.

— Что это? — спрашиваю, положив ладонь на его руку, которая обнимает меня под грудью.

— Наш с тобой саундтрек для секса, — Ян, сдавленно посмеиваясь, щекочет мне шею, и после оставляет мягкий и короткий поцелуй. Его голос меняется, когда он проводит носом за моим ухом и зарывается в волосы. — Слушаю, если не могу уснуть. Напоминает мне о тебе.

Гроза в наушнике зажигает вспышкой моменты на заднем дворе, от которых по коже бегут мурашки. Я кусаю губу и разворачиваюсь к Яну лицом. Его веки прикрыты, он сонно моргает. Невозможно красивый для меня. Я истратила запасы смелости, придя сюда, но все равно касаюсь кончиками пальцев «силы» на его плече, по россыпи родинок провожу линию вниз до «семьи» под сердцем и дальше к «независимости» на боку. Бессонов тянет вкусное «м-м-м», а я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не спросить про «любовь».

— Что ты делал в том салоне? — произношу я приглушенно, будто и не хочу будить его вопросом.

— Работал, — не таясь, отвечает он.

Я уже догадалась, но думала, он будет увиливать и препираться, потому что вряд ли об этом знает много людей. Я вот ни разу не слышала о том, что Бессонов где-то работает. Все знают его отца и как-то по умолчанию считают, что Ян такой же мажор, как и многие в стае. Я сама считала его таким, хотя несколько раз слышала от Наташи, что он в плохих отношениях с папой, и там все гораздо сложнее. Но кому это в нашей жизни мешает пользоваться деньгами? Большинству точно нет.

— Ты слишком громко думаешь. Давай спать, пока я окончательно не проснулся и не покусился на твою честь.

И я послушно закрываю глаза, уплывая в сон. А где-то на грани с реальностью чувствую теплое прикосновение губ ко лбу — не знаю, на самом деле или мне это уже снится.

Глава 20

Ян

Glimmer of Blooms — Can't Get You out of My Head

В своей жизни я завтракал далеко не со всеми девушками, с которыми спал, а сегодня делаю это с той, с кем и не было ничего. Я нахожу себе много оправданий, например, что вечером уеду в область на полуфинал перед Сочи, который мы планируем взять с разгромным счетом, и два дня не увижу Ланскую. И пусть это полный бред, но я впитываю ее движения, шаги, улыбки. Стоит признать, она шикарно смотрится на моей кухне.

Мне нравится, что Мика проснулась другой: спокойной и даже безмятежной, будто все горести этого мира прошли мимо нее. Она пребывает явно в хорошем настроении и чувствует себя расслабленно, а еще точно знает, где что лежит, в отличие от той же Софы, которая так и не выучила, где хранятся специи. Мне приятно думать, что Ланская дружила с моей мамой.

Мысль о том, что Мика врет, сейчас лишь слегка царапает сердце, не причиняя боли. Я намеренно позволяю себе помнить об этом, чтобы не помешаться на ней. Потому что в голове сдвиг по фазе, а в чувствах полный разлад. Мое тело, привыкшее ненавидеть, хочет дарить тепло и принимать его. Я совсем поехал, видимо, потому что, проснувшись после недолгого сна, больше часа пялился на то, как Ланская дышит. Она забавно хмурилась во сне. Пару раз вздрагивала, и веки дрожали, я обнимал ее вроде бы и вынужденно, но… себе я врать не хочу. Я точно хотел, иначе бы не обнимал.

Завтрак в полдень, который мы торжественно устраиваем с ней, — это, конечно, особый кайф. Глазунья с беконом и самое сладкое капучино в мире — настоящий оргазм, пусть и не такой мощный, как после душа с Ланской. Мы с ней ловим одну волну, слушаем на колонке подкаст новостей и болтаем о тупорылых законах в очередном сумасшедшем штате, сидя по разные стороны стола. Цепляем друг друга коленками, вроде бы случайно, и игнорируем тот факт, что сейчас вполне могли бы заниматься сексом. И Мика явно читает мои мысли — ее глаза блестят, когда ловит мой взгляд.

Она очень красивая. Признаю, как ни пытался цепляться за детали и отрицать. Ей достаточно пяти минут в ванной, чтобы выглядеть свежей и милой. Ей не нужны тонны косметики и развратные тряпки, чтобы у меня встал — а в штанах тесно с самого утра. Я уже ненароком задумываюсь, нет ли у меня фетиша на баскетбол — раньше не замечал, но ее бесформенное широкое красное платье с надписью «Джордан» на спине возбуждает больше, чем факт отсутствия на ней белья. А я точно знаю, что она без него, видел лифчик под подушкой, который сняла, чтобы не давил, и, надеюсь, забыла.

Никаких острых тем, никаких переходов на личности. Нам хорошо в вакууме, который мы сами себе дали создать. Даже телефоны молчат на беззвучных, а мы просто дышим друг другом, привыкаем, чтобы больше не делать резких движений, не пугаться, не орать, как я, и не рыдать, как Ланская вчера. Все невинно и на грани — я с умным видом говорю ей, что не согласен с поправками в закон о запрете абортов в Америке, а сам мысленно сажаю ее на барную стойку и вклиниваюсь между ног. Уже запомнил, где у нее