Лоукка, взгромоздившись на завал из поломанных деревьев и ухватившись рукой за обломанный сук, всматривалась вдаль. Едва колышимые слабым ветерком ветви над головой мягко шуршали. Небо за её спиной догорало вечерней зорёй, а на восточной стороне сгущались тени. Туда и был устремлён её тревожный взгляд. Суровое лицо её напряглось, в уголках рта собрались складки, тёмные брови сдвинулись к переносью. Свободной рукой она поглаживала обмотанную ремешком рукоять тонкого ножа.

Далеко на востоке, во всё сгущающемся мраке, мерцала огненная точка. Совсем крохотная, но такая заметная. Не захочешь — увидишь. Огонь цеплял не только глаз, но, как разящий наконечник стрелы, впивался в самые корни души Лоукки. Даже закрыв глаза, от его присутствия не избавишься. А так хотелось бы!

Костёр горел уже вторую ночь. Точнее, горел поздним вечером, как теперь, постепенно тускнея. Очевидно, тот, кто его разводил, отправлялся на покой, и оставленный без присмотра огонь медленно угасал. Огонь таил угрозу. Никто без её ведома не мог находиться вблизи священных камней. Никто из своих. А она туда никого не посылала. Время жертвоприношений ещё не наступило. Это чужой!

От последней мысли ей стало дурно. Она пошатнулась, едва не сверзившись с замшелого ствола. Удержалась. Задышала глубоко.

Зачем он здесь? Для чего явился? А может он не один. А что сотворят над ней, женщиной, несколько взрослых мужчин, если, нарочно или нет, наткнутся на неё? Боясь не выдать себя, она уже второй день не растапливает очага в хижине, чтоб ни дым, ни пламя не открыли чужым её присутствия. Два дня страхов и сомнений. Чего только не передумала она.

До родового стойбища далеко — два полных дня пути, если идти быстро. Но она женщина, к тому же, уже не молода. Да и дочка мала. Быстро не пошагаешь. А если на равнине их заметят, тогда уж точно конец. Вот и решила она отсидеться. Благо, не долго ждать подхода Альто: не сегодня-завтра быть должен. А там и разберёмся.

Всё ещё взволнованная, она спустилась с наваленных друг на друга стволов и по мягкому мшанику побрела через притихший лес. Под ногами потрескивали мелкие веточки и хрустели раздавленные грибы; стало почти совсем темно.

Выйдя на небольшую прогалину промеж расступившихся лиственниц и елей, она оказалась перед приземистой хижиной с низкой земляной кровлей. Дощатая заслонка на входе была отставлена в сторону, открывая чёрный зев жилища. На пороге сидела скорченная под меховым одеялом фигурка. Дочь ещё не спала, дожидаясь возвращения матери. Когда Лоукка подошла, девочка подняла лицо, тускло забелевшее в ночи.

— Снова горит, — отвечая на немой вопрос дочери, сказала Лоукка, останавливаясь рядом.

Она присела на корточки и бережно обняла дочь. Улыбнулась, почувствовав, как та доверчиво прильнула навстречу. Если уж ей, взрослой, страшно, то каково ребёнку? Девочка, ощутив материнскую ласку и тепло, довольно засопела. Некоторое время они так и сидели, крепко обнявшись.

— Поди спать, Ройго, поздно, — прошептала Лоукка в мягкую макушку и начала тормошить прикорнувшую дочь. — Поди, поди.

Девочка забурчала что-то спросонья, снова уронила голову на материнскую грудь, но Лоукка настойчиво продолжала её трясти. Ройго пришлось проснуться. Мать отвела её в хижину и, отыскав на ощупь застланные шкурами нары у дальней стены, уложила на них засыпающую на ходу дочку. Когда ребёнок уснул, Лоукка на цыпочках пробралась к порогу. У стены нащупала копьё и, прихватив его, уселась на входе.

Вот и в эту ночь ей не придётся выспаться.

Солнце в розовой дымке едва показалось над Алматар, а Вёёниемин уже был в дороге.

Возвращаться он решил другим путём. Помня, сколько лишений испытал, пока шёл вдоль ледника, охотник решил держаться вдоль кромки леса. Бодрым шагом ступая по траве и мшаникам, он радостно оглядывал равнину и бродящие по ней стада. Сегодня откуда-то заявились бизоны. Мощные горбатые быки ярились, распугивали оленей, сцеплялись рогами промеж собой, гневно рыхлили копытами землю. Вёёниемин старался держаться от них подальше — если бизоны оказывались слишком близко, он сворачивал в лес и обходил их. Очень уж неугомонными и самоуверенными были эти животные. Даже суури, не желая вступать в нежелательную схватку с бизонами, уступали дорогу особо буйным самцам.

Изнутри поднимался, давил восторг. И прорывался наружу, в улыбке раздвигая губы. Про себя Вёёниемин напевал славную песню, слова которой слагались на ходу. Пел о долгом пути, об опасностях, что подстерегают путника за каждым деревом или камнем, являясь в обличии зверя или злого духа. Пел про удачи, что встречаются ходоку — обильную добычу, погожие дни, ночёвки в уютном кувасе. Но больше всего слов нашлось у него для радости, что заключает в себе возвращение к родным людям, радости предстоящих встреч. Пела душа, танцевало сердце!

Спустя два дня после той ночи, когда она в последний раз видела огонь в стороне священных камней, Лоукка с дочерью стояли на опушке и всматривались в равнину, простиравшуюся на запад. Среди бурых и серых пятен — стад сурьи[31] и оленьих — они пытались высмотреть Альто и его спутников, но пока безуспешно. Ройго первой потеряла терпение и, пристроившись на бревне, взялась за своих кукол, скроенных из меховых обрезков. Тихонечко бормоча, чтобы не досаждать матери, она то водила кукол по шелушащейся коре, то укладывала их на моховые постельки, то вновь водила хороводы. Лоукка снисходительно посматривала на неё, но ничего не говорила. Она вся ушла в ожидание брата.

Альто задерживался. Должен был ещё вчера быть у неё, да видно не успел. А теперь и чужаков, нарушивших покой священных камней, где сыщешь? Ушли они. Она не ходила, не проверяла, но была уверена, что их на прежнем месте уже нет. Если брат не прибудет и сегодня, то осквернители останутся безнаказанными, а Тайко будет оскорблена. Этого допустить никак нельзя.

Но где же Альто?

К вечеру Лоукка с дочерью вернулись в хижину. С утра ничего не евшие, как голодные собаки на кость накинулись на твёрдую как дерево сушёную рыбу. Грызли и глодали, пытаясь насытиться. Горячего Лоукка не готовила и сегодня — вдруг враги всё ещё поблизости. Неосторожность может стоить жизни.

После еды, оставив дочку одну, Лоукка опять отправилась на другую сторону леса, чтобы ещё разок взглянуть, не видно ли брата.

Издали, когда впереди только замелькали просветы, она услышала треск сучьев и человеческие голоса. Лоукка замерла на месте, охваченная приступом испуга, а затем сошла с тропы в зелёную гущину мелкого ельника. Если враги, не заметят.

Впереди за деревьями уже виделось какое-то движение: идущие вот-вот появятся. Лоукка затаилась. Голоса стали громче. Лоукке показалось, что она слышит знакомые интонации. Она вытянула шею, стараясь разглядеть идущих. Лица терялись в зелени, и она никак не могла понять, кто же всё-таки перед ней. Но вот за идущими людьми показалось большое тёмное пятно, за ним ещё одно. Почти уверенная в том, что она не ошиблась, Лоукка подалась вперёд.