София позвонила, и за воротами появился охранник. Он молча уставился на нее сквозь решетку.

— Buon giorno![1]Меня зовут София Висконти, и я давняя знакомая Майкла Лучано. Я хотела бы поговорить с ним по частному делу.

Охранник пришел в замешательство. Она издевается над ним или просто сумасшедшая? Однако добродушное лицо девушки и та трогательная решимость, с которой она упрямо поджала губы, заставили его ответить ей ласково:

— Иди домой, девочка. Иди.

— Я не тронусь с места до тех пор, пока не поговорю с ним или с его отцом, — заявила София. Это была вторая часть ее заранее приготовленной речи.

— Ты что, газет не читаешь? Уходи отсюда немедленно. Убирайся. Надо же иметь хоть каплю совести!

К воротам вышел второй охранник и сделал ей знак удалиться, но София твердо возразила:

— Я не уйду, пока не повидаюсь с Майклом Лучано. Я проделала долгий путь, чтобы поговорить с ним. Пожалуйста, это очень важно.

Охранники переглянулись между собой, а затем подошли ближе к Софии. Она вцепилась обеими руками в решетку ворот, демонстрируя намерение любой ценой добиться своего.

— Откуда ты приехала?

— Из Чефалу. Пожалуйста, пустите меня.

Тогда один из стражей отступил на шаг назад и ткнул в сторону венка, украшенного траурной лентой, который висел на другой створке ворот. София только теперь заметила его.

— Майкл Лучано умер три недели назад. Семья в трауре. Так что я вынужден снова попросить тебя уйти. Пожалуйста, иди домой. Тебя никто не должен здесь видеть.

София несколько мгновений смотрела на охранника, не постигая смысла его слов. Мужчины развернулись и направились к сторожке, когда София вдруг закричала им вслед: «Нет, этого не может быть!» Охранники потеряли терпение, вышли за ворота и с большим трудом отцепили ее руки от решетки. Она боролась с ними, как дикая кошка, царапалась и вырывалась, но им удалось справиться с ней и оттащить от дома на большое расстояние. Охранники опасались, что ее крики потревожат покой скорбящей семьи.

Они не успокоились, пока не отвели ее далеко в долину и не убедились в том, что отсюда ее в доме не услышат. София не унималась и пыталась освободиться. Она кусалась и била их кулаками до тех пор, пока один из мужчин не залепил ей пощечину. Она отлетела в сторону и упала на землю.

— Вставай, мы не причиним тебе зла, — сказал другой, поднимая ее сумочку. — На, возьми… А теперь уходи отсюда по-хорошему.

София просидела посреди дороги больше часа, будучи не в силах шевельнуться. Когда она наконец встала, мужчины с облегчением вздохнули. Отряхнув платье, она взяла свою сумочку и медленно направилась к автобусной остановке. Однако когда появился автобус, у нее не хватило сил даже на то, чтобы поднять руку и остановить его. Она не знала, сколько часов провела здесь, а когда решила все же двинуться в город пешком, уже давно наступили сумерки. В голове у нее плыл туман, мысли путались.

Она не слышала, как из-за поворота вывернула машина, и уж тем более не хотела идти впереди нее по дороге. Возможно, она собиралась попросить водителя подвезти ее, но потом не могла вспомнить ничего. Очнулась она на кровати в прохладной темной комнате. Пожилая женщина с ласковыми руками положила ей на лоб мокрое полотенце.

— Не бойся, все позади. Случилась авария, но теперь ты в порядке. Сейчас приедет доктор и осмотрит тебя.

София устало закрыла глаза, даже не поинтересовавшись, где она находится. Вскоре появился доктор и осмотрел ее. У нее было легкое сотрясение мозга и глубокая ссадина на виске, но кости оказались целыми. Он предложил вызвать «Скорую помощь» и отвезти девушку в больницу, но Грациелла настояла на том, чтобы она осталась здесь, в доме, где о ней смогут позаботиться.

Когда доктор ушел, София снова почувствовала прикосновение ласковых рук и открыла глаза.

— Ну, как ты себя чувствуешь? Получше?

София слабо улыбнулась, губы у нее задрожали, а из глаз хлынули слезы.

— Как тебя зовут, маленький воробышек?

— Со-фия…

— Так вот, София, мы тебя вылечим, и нечего плакать. У тебя есть кто-нибудь, кому я могу позвонить? Кто-нибудь будет беспокоиться о тебе?

— У меня никого нет… Я только утром приехала сюда.

Грациелла как следует укрыла ее и ободряюще пожала ей руку.

— Доктор дал тебе успокоительное, и ты сейчас заснешь. Мы продолжим наш разговор, когда ты отдохнешь.

София с улыбкой поблагодарила женщину, чувствуя, что мысли у нее путаются, а глаза неудержимо слипаются. Она пробормотала что-то, что Грациелла не смогла разобрать, и погрузилась в глубокий сон.

Мальчики каждый по-своему переживали утрату старшего брата, которого им всегда ставили в пример. Майкл, любимец отца, с детских лет был похож на златокудрого ангела, а сейчас, наверное, стал им и невидимо парит у них над головами, недосягаемый после смерти, как и прежде, в жизни.

Фредерико разбил гитару Майкла и сжег ее в тщетной попытке обратить на себя внимание родителей. Это был жест отчаяния, безмолвный крик души: «Я здесь, посмотрите на меня! Я живой!» Однако все его игнорировали. Константино начал пить в одиночестве, запершись в своей комнате. Он тоже искал помощи и сочувствия, но никто не заметил, что он стал говорить запинаясь и шататься при ходьбе. Альфредо носился на машине как безумный, а теперь еще вылетел на тротуар и чуть не задавил девушку.

Общим знаменателем в их жизни был Майкл. Неожиданно под крышей их дома оказался еще один человек, связанный с Майклом теснейшими узами. Правда, ни одна живая душа об этом даже не догадывалась. Грациелла первая вышла из шокового состояния и стала возвращаться к жизни. Ухаживая за Софией, она разрушила непроницаемую стену молчания, которой сама отгородилась от семьи после похорон Майкла.

Альфредо в тревоге поднял глаза на мать, спускавшуюся по лестнице со второго этажа с кувшином воды в руках.

— Она в порядке. У нее ссадина на виске и легкое сотрясение, но доктор сказал, что все обойдется. Это хороший урок для тебя — ты всегда ездишь слишком быстро. Отныне, может быть, станешь осторожнее.

Впервые после похорон Майкла мать заговорила, и даже простое назидание в ее устах сын воспринял с радостью.

Он поднялся наверх, приоткрыл дверь и посмотрел на спящую Софию. Убедившись в том, что его никто не видит, он крадучись подошел ближе к постели, чтобы лучше разглядеть ее. София положила руку под голову, склоненную набок, и слегка приоткрыла рот. Ее детское лицо казалось таким умиротворенным и в то же время беззащитным, что Альфредо внезапно ощутил острую потребность уберечь ее от всех жизненных тревог и невзгод. Он склонился над ней и отпрыгнул в сторону, когда в комнату вошла Грациелла.

— Уходи отсюда немедленно! Дай бедной девочке выспаться, — прошептала она.