– Гавары! – поторопил его палач. – Что знаешь про Павлова?

– Он младше меня года на четыре… – запинаясь, начал «гаварыть» Роман. – Работает в отделе экономики. В нашей газете он уже шестой год. Вроде человек неплохой. Пишет так себе, но зато старательный. У него две дочки, десяти и двенадцати лет…

Послышался нетерпеливый возглас. Роман, уже зная, что сейчас последует, и ожидая этого, все же не смог удержать дикий вопль. Казалось, его насквозь прожгли раскаленным шилом. Этот разряд был длительнее первых, и он едва выдержал его.

«Вот это дали! – первым делом подумал он, когда боль стала чуть слабее. – Вот молодцы! Надо же, какие старательные. Таких поискать. А ну, еще разок!»

– Что?! – послышался окрик. – Гавары громче!

Похоже, что последние слова он произнес вслух. Чего же они ждут? Ну, давайте, включайте вашу машинку. Кто любит бокс, кто автогонки – а мы разряд тока в промежность. Такие у нас, у русских, приколы!

– Ну, давай! – выдохнул Роман, всхлипывая и заходясь лающим хохотом. – Только тока добавь, а то что-то не пробило в этот раз. Ха-ха-ха!

Что-то звякнуло невдалеке. Он сжал зубы, готовясь встретить и этот натиск. Он держался на тоненьком волоске, который вот-вот готов был порваться. Но все же пока держался, хотя слезы потоком лились по щекам и животный страх перед болью выедал внутренности.

– Где вы там? Ау! Ха-ха-ха! Не уходите, я еще хочу!

Но палачи не торопились возобновить истязание.

Роман почувствовал, что его пробрала неуправляемая дрожь ужаса. Если они сейчас применят новую пытку, ему конец. К характеру этой боли он сумел каким-то чудом приноровиться, но новая боль его доконает. Ему не справиться с собой. Это выше его сил. Это выше любых сил. Никто не вправе требовать от человека больше, чем он может вынести. Просто потому, что не может, и все. Что бы там ни говорили мудрые психологи из «Аквариума», человеческому терпению есть предел.

И сейчас он наступит.

Он почувствовал, как с него снимают электроды. Что последует дальше? Прицепят их к другому месту? Или начнут просто отрезать яйца? Сколько они его терзают? Час? Больше? Как долго это продлится? Может, не ждать и наконец заговорить? Или еще немного помучиться? Знать бы, что они собираются делать. Хотя чем это поможет? Если пытка продолжится, они его, без сомнения, расколют. И затем пристрелят. Если же пытать больше не будут, то пристрелят прямо сейчас. Вот и весь расклад. Задача с одним неизвестным: либо он все им выложит, либо нет. А все остальное ясно как божий день. Все эти игры чрезвычайно похожи одна на другую тем, что в них не оставляют шансов на выживание.

Что-то острое кольнуло его в предплечье. Ожидая жуткой боли, Роман дернулся и тут же с облегчением понял, что это всего лишь обыкновенный укол. И вслед за тем пришло понимание: ему сделали внутривенную инъекцию. Что это? Яд? Сыворотка правды? Препарат, усиливающий болевой шок? Значит, сейчас все начнется заново…

Но боли не последовало. Его вдруг обволокло чем-то теплым и густым, тело стало легким, точно наполнилось паром, в глазах завертелся радужный шлейф – и больше он ничего не чувствовал и не помнил.

Очнулся Роман от холода. Было темно и очень тихо. Пощупав рукой вокруг себя, он обнаружил, что лежит на песчаном полу. Постепенно восстанавливая в памяти последние события, Роман решил, что, должно быть, его усыпили и бросили в какой-то подвал, чтобы он лежал тихо и не причинял хлопот. Получается, его решили не убивать – временно, конечно, – а придержать до определенного срока. До какого, хотелось бы знать? И хорошо ли, что он до сих пор жив? Если ему уготованы новые пытки, то ничего в этом хорошего нет. Лучше бы ему вкололи какой-нибудь быстродействующий яд и на этом окончательно оставили в покое…

Вдруг ощутимым холодом повеяло ему в спину, точно рядом открыли дверь и в помещение ворвался порыв ветра. Но светлее при этом не стало, и Роман, полежав какое-то время неподвижно, осторожно повернул голову назад.

Позади было совершенно темно. Наверное, где-то под дверью есть щель, и в нее сильно тянет ветром, решил Роман, переворачиваясь на спину.

И вдруг прямо перед собой он увидел звезды.

Это было так неожиданно, что в первые секунды он счел их за галлюцинацию. Откуда взяться звездам там, где должен быть потолок?

Но, поморгав, он убедился, что звезды не пропадают. Напротив, они светили довольно ярко, и даже отчетливо различалось какое-то небольшое созвездие.

Что за притча?

И почему слой песка под ним так мягок, что ладонь легко погружается в него целиком и все равно не достает до твердого пола?

Роман поднялся на четвереньки и сейчас же ощутил, как его повело в сторону от слабости. Острой боли не чувствовалось, руки, ноги были вроде бы целы. Но вот в голове все плыло и мутилось, точно он выкурил слоновью дозу марихуаны.

Постояв немного в позе собаки, он начал потихоньку подниматься. Но брюки, разрезанные от пояса до паха, свалились с него вместе с трусами. Он вспомнил пытку электрическим разрядом и запоздало схватил себя за причинное место, осторожно исследуя пострадавшее хозяйство. Кажется, все на месте, при ощупывании почти не болит. Жалко, нельзя произвести визуальный осмотр в этой темноте. Но все же появилась надежда, что все не так уж и худо.

Соединив разрезанные брюки ремнем и застегнув его на впавшем животе, Роман, пошатываясь, встал. Интересно, почему они оставили ремень? Обычно у тех, кого помещают в камеру, отнимают ремни, шнурки и другие предметы, коими можно нанести увечье или покончить с собой. Но и ремень, и шнурки, и даже часы – на металлическом браслете! – были почему-то на месте.

Все это, вкупе с отсутствующим потолком, было очень странно. Роман вытянул перед собой руки и медленно шагнул вперед. Буквально через три шага он нащупал шероховатую неровную стену. Поводив по ней ладонью, он установил, что стена – земляная. Не отходя от стены и ведя по ней руками, Роман двинулся по периметру камеры. Чтобы не заплутать и не потеряться в окружающем его темном пространстве, он избрал в качестве ориентира одну из ярких звездочек над своей головой.

Медленно, шаг за шагом перемещаясь, он неотрывно следил за этой звездой.

Через четыре шага она оказалась справа от него. Вот, еще через четыре шага, позади. Запрокинув голову вверх и назад, он не выпускал ее из виду. Еще четыре шага – и звезда слева от него. Внутренне холодея, он сделал еще четыре шага, увы, последних. Увы потому, что его неприятное подозрение целиком подтвердилось. Ибо звезда теперь находилась точно перед ним.

Круг замкнулся. Он сидел в яме.

Ничего сверхнеобычного в этом не было. Для Востока это древняя и до сих пор повсеместно применяемая практика – сажать пленников в глубокую земляную яму. Минимум затрат, максимум эффекта. Сбежать из нее без посторонней помощи практически невозможно. Правда, обычно эти ямы накрывают прочной решеткой, железной или деревянной, и запирают на замок. Но Роман созерцал над собой чистое, ничем не пересеченное небо, и в этом виделся какой-то подвох.