Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Олег цыкнул зубом и быстренько, пока не погасла лучина, скинул сетчатый плащ Карачуна, спрятал за пазуху.
– На море-окияне, на острове Буяне стоит бел-горюч Алатырь-камень… – торопливо забормотала знахарка, перебирая свисающие на грудь амулеты. – От белого, от черного, от кривого и хромого…
– Ага, – согласно кивнул Середин и вытянул саблю.
Тетка взвыла не хуже племянницы, кинулась бежать, взлетев вверх по полокам и даже попытавшись забраться на сажные навесы, ухватившись руками за край. Никак не рассчитанный на подобную тяжесть навес с грохотом оборвался и осыпался вниз, распадаясь на отдельные жердины и погребая под собой неудачливую ведьму. Ведун трижды рубанул наотмашь, подобрал обломки тонких сухих палок, положил в очаг, подсунул горящую лучину снизу – опять остаться без света ему не улыбалось.
Знахарка забилась под полки и выла оттуда. Прачка, громко пыхтя, безуспешно пыталась выковырять клинья. Олег поймал ее за ворот, метнул к тетке, попробовал пальцем острие клинка.
– Значит, сказываете, рабом при вас стану бессловесным? Значит, сказываете, капризы любые исполнять стану?
– Ой, прости-помилуй, пожалей-пощади! Лихоманка попутала! – заскулила из-под полков женщина. – Шуликоны ночные глупость нашептали!
– А ты, зараза мелкая? – острие сабли уперлось в горло девушки. – Я тебя, девицу работящую, за трудолюбие да по доброте дурной серебром одарил – а ты меня сразу на всю казну обобрать захотела?
– Смилуйся, чудище ночное! – упала на колени Снежана. – Уж не знаю, откуда глупость такая в голову пришла. Не иначе, от серебра несчитаного ошалела, разум помутился… Вот, забери, – полезла прачка рукой за пазуху. – Не надобно мне ничего. Путника приветить дело святое, за то платы не берут.
– Оставь… – отмахнулся Олег и убрал саблю. Не убивать же в самом деле двух наивных дурочек, возомнивших, будто они способны подчинить своей воле потустороннее существо? – Скажите спасибо, что на меня нарвались, а не на игошу настоящего и не на бога, по миру гуляющего. Быть бы вам тогда или жарким на вертеле, или жабами морожеными.
– А ты кем будешь, чудище? – облегченно перевели дух женщины.
– Не чудище я, а самый обыкновенный человек! – отмахнулся ведун. – Просто от богов славянских прячусь, потому обличье и меняю. В духа бесплотного обращаюсь, углами темными таюсь, норами снежными отсиживаюсь, во мраке прячусь. Так, в общем, на север и пробираюсь. В бане захотелось в кои веки попариться – и то через квакушку болотную все вышло!
Женщины молчали, изумленно отвесив челюсти.
– Чего уставились? Думаете, у меня вражда с богами? Ничего подобного! Просто размолвка небольшая. Многие так и вовсе подсобить не против. Магура, например, пару советов дала, об опасностях предупредила… Чего вы на меня так смотрите?!
– Прости, человек смертный, что побеспокоили… – тетя Зоря вылезать из-под полков явно не собиралась. – Дозволь удалиться нам с племянницей, дабы сну твоему мирному более не мешать…
– Поспишь тут теперь, как же! – поднял глаза к потолку Середин. – Сажник обвалился. Теперь баня моментом выстудится. И постель вся грязная. Чувствую, кончился мой отдых. Дальше придется лететь…
– Воля твоя, смертный человек, – стукнула лбом в пол тетя Зоря.
– А дозволь, исподнее твое постираю? – предложила Снежана. – Переоделся, поди, после бани-то?
– Мне, девица…
В этот миг разум ведуна словно зацепили крюком, рванули куда-то в высоту. На миг Олег увидел перед собой испуганное лицо какого-то мужика в костюме и галстуке, тротуарную плитку у него под затылком. Середин приподнялся, ощутил два удара в спину, словно от ударов молотка, и… И снова оказался в бане. Боль от ударов вернулась вместе с ним, в груди ощущалась холодная тяжесть, словно туда положили кирпич. В замешательстве он произнес:
– Я же в кольчуге…
И все кончилось. В глазах стало темно, и ведун кулем повалился наземь.
Женщины выждали, потом подобрались ближе. Прислушались…
– Чего это с ним? – неуверенно прошептала девушка.
– Сам же признался, чудище, что с богами в ссоре… – облизнула пересохшие губы знахарка. – Вестимо, кара высшая нашла.
Снежана подобралась ближе, поднесла ухо к губам:
– Теть Зорь, да он не дышит! Помер!
– Ты грудь, грудь слушай! Сердце стучит?
Девушка прижала ухо к груди мужчины, замерла. Выпрямилась, прижав ладонь ко рту:
– Ой, теть Зорь, он мертвый! Не стучит!
– Стало быть, и верно боги отыскали, – с облегчением выдохнула знахарка, вылезая из-под полков. – Не зря он углами темными хоронился.
– А-а-а!!! – отскочила к окну Снежана.
– Ты чего? – снова присела женщина.
– Он моргнул!
– Ну, у мертвых это бывает. – Знахарка осторожно придвинулась к лежащему воину, закрыла ему глаза. – Покойся с миром.
– Он опять открыл, теть Зорь… – в ужасе вцепилась зубами в ногти прачка.
– И верно… – женщина задумалась.
Выдернула косарь из ножен воина, ушла в предбанник, выковыряла ножом клинья, приоткрыла дверь, сунула клинок в сугроб. Подождала. Вернулась в парную, поднесла лезвие к губам мужчины, сама присела рядом.
– Вот лихоманка болотная, живой! Сталь-то запотевает! Выходит, дышит чудище. Токмо так слабо, что и не заметить…
– И что теперь делать, теть Зорь?
– Ты смотри, сталь-то какая добротная, – покрутила перед собой нож женщина. – Дорогого такая стоит. И меч сказочный, отродясь похожих не видала. Рукоять наборная, самоцветная. Да и весь поясной набор хорош. Рублей пять, мыслю, сразу дадут, не торгуясь. Кольчуга и вовсе на гривну потянет. В сумке поясной, верно, серебришко имеется.
– Теть Зорь…
– Может, раздеть его, пока никто не ведает, да в сугроб кинуть? – шепотом предложила знахарка. – Разом и разбогатеем.
– Не, теть Зорь, один раз по-недоброму мы разбогатеть уж попытались… – покачала головой Снежана. – Эвона чем кончилось. Давай теперь по совести?
– По совести его выхаживать надобно, – тяжко вздохнула знахарка. – А дело сие есть долгое и тяжкое. Да еще и неведомо, чем кончится. Он ведь сказывал, с богами в ссоре. Нешто ты, несчастная, из-за чудища неведомого гнев божий на себя вызвать хочешь? Говорю тебе, забрать надо добро да тело выбросить. Сие еще и за дело доброе зачтется, раз супротив небес чудище поперло!
Девушка промолчала.
Женщина вздохнула еще раз и махнула рукой:
– Ох ты ж, горюшко мое неразумное… Ладно, на двор ступай, за санями. Не на руках же его, лося этакого, тащить?
* * *
– Доброго дня, Ираида Соломоновна, – войдя в оранжерею, Роксалана остановилась у порога: черноволосая, пышногрудая, в черном коротком платье, плотно облегающем стройное тело. – Как успехи?