– Что потом?

– Они ведь были отравлены. Или что с ними было? У них какой-то особый дурманящий эффект, какое-то действие?

Ранила поправляет свою накидку.

– Не выдумывайте. Это были самые обычные фрукты. Мне тоже попало пару яблок. Нет в них никакого эффекта, кроме сладости.

Отпускаю ее руку. Как? Неужели…

– Ты точно уверена?

– Конечно. Обычные фрукты. Вкусные и сладкие.

Слезы подкатывают к глазам от понимания того, что все, что произошло вчера –  это не действие яда. Алихан просто обманул меня, а я…так легко поверила ему.

Не было никакого яда в фруктах, а это значит все, что я испытывала вчера к демону –  это и есть мои настоящие чувства.

Убегаю от Ранилы, роняя слезы. Так обидно мне еще никогда не было.

Быстро вытираю слезы рукой, а после с силой сдираю этот чертов браслет с руки и отшвыриваю его сторону. Я не буду носить ничего, что мне дал Алихан. Какая же я глупая, проклятье!

Как он мог так легко обмануть меня? Как я могла так просто поверить в эту ложь, и добровольно отдаться в руки демона, да еще и стонать от удовольствия с ним?!

Глава 25

Эта маленькая шариха оказывается еще более наивной, чем я думал. Она, точно мелкий ребенок, верит в то, что я ее накормил фруктами с магическим эффектом.

Глупая, как только слышит это, замечаю невероятную злость в ее глазах, однако вместе с тем там впервые загорается огонь желания.

Пусть так, пусть обманом, но мне удается, наконец, увидеть настоящие чувства этой человеческой девушки, которые оказываются для меня слаще любого меда.

Саназ сама пока не понимает, насколько сильно хочет меня, однако в эту ночь я вижу, какое огромное желание скрыто в ней. Девушка все еще боится меня, однако, думая, что находится под действием яда, она раскрывается, и впервые позволяет притрагиваться к себе без слез. Я вижу, ей очень нравиться, и у меня кровь закипает в жилах от этого.

В эту ночь я беру Саназ необычно для себя и очень сдерживаю своего демона. Не хочу снова ее напугать, потому что иначе никакой яд ей не поможет забыть ту ночь, когда я делал ей больно.

Девушка напряжена до предела, но постепенно мне все же удается ее распалить и почувствовать ее влагу.

Со всех сил я сдерживаю себя, чтобы не наброситься на нее, и снова не расцарапать до мяса нежную кожу. Ее розовые шрамы все еще виднеются на белой коже, и от того я сам хочу зализать ее раны. Хоть немного ослабить принесенную мною же боль.

Близость с этой рабыней приносит мне невероятное наслаждение, из-за чего теперь я  хочу Саназ в сотню раз больше. Что еще более странно – мне больше нравится видеть, как эта беловолосая девушка стонет подо мной, и просить взять ее, нежели смотреть на ее слезы и слышать умоляющий плач.

Не знаю почему, но после этой ночи мне особенно сильно хочется защитить Саназ, поэтому утром я даю ей оберег, который делаю сам из редкого камня, принадлежащего мне.

Так я всегда смогу ее чувствовать и отыскать. Это единственное, что позволит мне не отвлекаться на мысли о своей шарихе при отправлении на войну.

Саназ непонимающе смотрит на этот оберег, однако все же надевает его, и от этого мне становится спокойнее. Я всегда ее найду, если она будет носить мой оберег.

Приказываю Раниле беречь Саназ, как зеницу ока, и мы выдвигаемся в путь, однако уже спустя несколько часов пути я больше не чувствую Саназ. Эта чертовка, видимо, выкинула браслет, потому как он больше не отражает ее теплоты и сердцебиения, отчего я уже предвижу, как буду наказывать ее непослушную задницу за непокорность.

Уже через два дня мы добираемся до окрестностей Тегерана, где наши войска уже практически истреблены. Я готовился к защите своей земли последние несколько лет, и теперь должен отомстить за пролитую кровь.

Среди всех этих тварей и моря крови я не сразу замечаю Амена, но когда я все же вижу его, озверевший демон набрасывается на меня с мечом. Невероятная сила тут же разливается в моих жилах. Я или убью его, или сам подохну. Иного не дано.

– Алихан, какая встреча! Сто пятьдесят лет прошло, ты очень возмужал.

Амен делает выпад острым мечом, который мне удается с легкостью отбить.

– Ты посягнул на мои земли, проклятый шакал! Ты сам ляжешь здесь, как и все твои шавки.

Амен издает неприятный гогот, а мне уже не терпится отрубить ему голову.

– Ты слишком недооцениваешь меня, Алихан. Я не посягал на твои земли. Они уже мои. А где же твоя прекрасная рабыня? Ты из-за нее настолько размяк, что даже оружие в руках не можешь держать?

– Грязный пес!

Одно только упоминание о Саназ заставляет меня наброситься на Амена, и ранить его в руку, но он оказывается более изворотливым, и режет меня в ответ. Горячая кровь брызгает с плеча. По руке разноситься волна боли, от чего я вынужденно бросаю меч на землю.

Ах, чертовка шариха. Она возникает даже в бою в моих мыслях. Откуда Амен вообще узнал о ней? Гнилой шакал.

– Я трахну твою рабыню во все дыры, Алихан, а затем посажу ее на кол. И буду наслаждаться криками твой человечки, пока ты здесь подыхаешь.

Эти слова действуют на меня, как красная тряпка на быка. Я издаю громкое рычание, после его просто сваливаю Амена на землю, выбивая у него оружие из рук.

– Ты уже мертвец. Ты сдохнешь прямо здесь!

Я превращаю лицо Амена в сплошное кровавое месиво, а затем вырываю ему сердце из груди, когда в один момент не ощущаю жгучую парализующую боль в спине, от которой спирает дух.

Все, что я вижу в этот миг –  затянутое черными тучами небо и проносящихся воронов над головой, издающих жуткое громкое карканье.

Глава 26

Проходит целых три месяца, но от Алихана нет ни единой весточки. Я невольно начинаю переживать за него, хоть все еще и жутко злюсь за тот обман. Подданные в городе все чаще начинают перешептываться о том, что армия проиграла войну, однако я не верю в это. Алихан непобедим. Он не может проиграть. Только не он.

Словно сама себя убеждая в этом, я начинаю молиться. Наверное, это глупо, но по-другому я просто не могу. Я должна увидеть его снова, даже