2

Барышник нанял парня из Баб-аш-Шейх, который подогнал лошадь с телегой к гостинице Абу Анмара и погрузил на нее всю старую мебель, почти ничего не стоящую, за исключением стульев с металлическим каркасом и мягкими сиденьями, обитыми красной кожей. Десять сточенных жучками платяных шкафов продать не удалось, и теперь они загромождали двор Хади, дожидаясь, пока их почистят, перекрасят и вновь попытаются выставить на продажу на рынке подержанной мебели. Что касается потрескавшейся кафельной плитки и мутных зеркал, то Хади взял и их. Трудно понять, что заставляет людей приобретать такую рухлядь, которую кто-то шутя окрестил археологическими находками, но и на эти вещи нашелся хозяин. Если бы Абу Анмару стала известна общая сумма, которую в итоге выручил Хади за его товар, то старика хватил бы удар, по крайней мере Абу Анмар точно налетел бы на Хади с кулаками.

Хади, после того как Безымян перестал навещать его, вернулся к привычной жизни и вновь стал таким, каким его знали раньше, если не пародией на себя прежнего, будто задумав отыграться за длинные месяцы забытья и прозябания. Заметил это и его друг Азиз аль-Мысри, который по-прежнему хохотал над шутками «клоуна» Хади, однако недоумевал, почему в них тот теперь обязательно вставлял имена политиков и деятелей из телевизора. Только от Хади, который безустанно болтал и делился захватывающими историями с невероятными сюжетами, сидя в своем любимом углу у окна, он мог терпеть страшный запах многодневного пота, смешанный с алкоголем, принятым накануне. Скорее всего со временем Азиз аль-Мысри просто принюхался и перестал замечать это амбре, которое казалось ему уже не таким отталкивающим.

Хади откинулся на спинку длинного дивана и приступил к новой истории – о том, как вчера вечером в одном из переулков аль-Джадирийи он случайно столкнулся с самим президентом. Хади утверждал, что черный бронированный «мерседес» проехал прямо рядом с ним, потом остановился, из него вышел водитель в темно-синем костюме и поспешил открыть дверцу с другой стороны. Президент оказался чрезмерно тучным. Он еле вытащил из салона правую ногу, а сам остался сидеть внутри. Хади же, не обращая никакого внимания на все это, шел как ни в чем не бывало со своим мешком, звенящим бутылками со спиртным и газировкой.

– Хади! Хади!

– Да, господин президент!

– Что ж ты делаешь, Хади! Прекрати судачить о нас! Смуту сеешь, люди взбунтоваться могут против власти!

– Что поделаешь, господин президент! Народ за справедливость! Я ничего такого и не рассказываю.

– Поедем! Давай договоримся! Приглашаю на ужин в лучший ресторан! В Зеленой зоне!

– Нет, господин президент, я не голоден… Вот если арака – то можно выпить.

– Да ты что! Я пью исключительно дистиллированную воду. А ты, Хади, нехорошо себя ведешь!

Президент усмехнулся, захлопнул дверь, «мерседес» разогнался с места и исчез из виду.

Кто-то искренне смеялся над этими зарисовками фантазера Хади, а кто-то сидел молча и не понимал, что же рассказчик хотел этим сказать. Но Хади было все равно, как слушатели реагируют, он упивался собственным фразерством, с азартом рассказывая одну историю за другой. Любую ситуацию, свидетелем которой окажется, Хади мог обратить в увлекательный сюжет. И скорее всего эта байка про президента родилась в его голове в тот момент, когда мимо него проехала бронированная машина, вызвавшая у него подозрение.

Время от времени кто-то из посетителей подсаживался со стаканом чая напротив Хади и просил рассказать про Безымяна. Хади не отказывал и охотно вновь принимался за старую историю, которая теперь, однако, была наполнена совершенно другими деталями и разительно отличалась от той, которой он всех развлекал в конце прошлой весны. А однажды слушатель выложил перед ним номер журнала «аль-Хакыка» с фотографией загримированного до неузнаваемости Роберта Де Ниро на обложке и процитировал статью, вторящую рассказу Хади, но с подробностями, о которых тот умалчивал. Имя Хади в статье не упоминалось, однако Азизу аль-Мысри и некоторым завсегдатаям кофейни был знаком ее автор – Махмуд ас-Савади, и они точно знали, что он услышал о Безымяне от Хади. Барышник равнодушно просмотрел статью и не нашел в ней никаких совпадений – все автор сочинил сам, каждое слово от начала и до конца плод его воображения.

Однако у Хади остался неприятный осадок из-за того, что Махмуд использовал его в собственных интересах. Их последняя встреча состоялась, когда Хади вернул ему диктофон. Ас-Савади пообещал опубликовать правдивую историю Безымяна и совсем пропал из квартала. А через два дня Хади последний раз навестил Безымян. Он застал его вечером дома и рассказал, что между его последователями развязалась настоящая война. Американцы опять взяли район, где он прятался, в кольцо, несколько раз они выходили на его след с помощью иракских спецслужб и чуть было не поймали, поэтому он вынужден каждый раз менять убежище, не ночуя дважды в одном и том же месте. Что касается статьи, которую о нем напечатали в журнале, то она вовсе не помогла Безымяну, только выставила его выдумкой сумасшедшего.

Он ищет преданных людей, которые облегчили бы выполнение его миссии, а не тех, кто, как Дураки со своими сторонниками, использовали веру в него в своих целях, или как этот журналист, который сделал из Безымяна в своей жалкой статейке монстра. Хади пообещал передать его слова Махмуду при первом же удобном случае, но для Безымяна это было уже не важно. Положение его стало намного сложнее, чем раньше, и никакого толка от разговора с одним из тщеславных людишек, ежедневно строчащих бред для кучи изданий, где из Безымяна рисуют душегуба и приписывают ему все совершаемые в Ираке убийства, не будет.

– Но все равно предупреди его, чтобы больше обо мне не писал чепуху. Я буду мстить тем, кто порочит мой образ.

Хади пообещал все в точности передать Махмуду, и это был последний раз, когда он что-либо сделал для Безымяна, который после того дня не показывался. В тот вечер, когда Хади изумлял слушателей своей историей про президента, образ Безымяна в его памяти стал бледнеть, хотя он знал, что опаснейший преступник, которого разыскивают американцы и иракская полиция и которым постоянно пугают по телевизору, – его знакомый. Связывали этого злодея с Безымяном не только Хади и Махмуд. Догадывался и еще один человек, который с толстой сигарой в зубах со злостью мерил шагами свой огромный кабинет. Он был погружен в размышления о собственной судьбе, о деле всей жизни и о том, как поймать это чудовище, у которого не было даже имени, как утверждал астролог с заостренной бородкой.

Этим издерганным человеком был полковник Сурур Маджид, пославший двух своих «розовых» офицеров со спецгруппой в дом к Хади Барышнику, чтобы они его допросили и, если надо, вырвали признания силой. Он либо укажет им, где искать преступника, либо сознается, что матерым бандитом является он сам и, прикидываясь безобидным старьевщиком, живет двойной жизнью, как Кларк Кент из фильмов о Супермене.

3

В то время как два «розовых» офицера направлялись на черном GMC к Барышнику, Фарадж ад-Далляль через витражное окно своего офиса наблюдал за прохожими, не спуская глаз с парадной двери гостиницы «аль-Уруба». Пройти с два десятка шагов и зайти к Абу Анмару, что стало бы совершенной неожиданностью для последнего, он не собирался, ведь в это послеобеденное время Абу Анмар, как уже выучил ад-Далляль, имел обыкновение сам выходить наружу. Он оставлял свой отель без присмотра и шел к торговцу Эдварду за ночным запасом арака, а на обратном пути заходил в магазин за большой упаковкой хлеба, сыром, оливками и другими легкими закусками. Ад-Далляль хорошо знал привычки своего соседа и конкурента, не было для него тайной и то, что Абу Анмар пребывает в крайне затруднительном материальном положении. Нет, ад-Далляль не нанимал детективов вести слежку за владельцем гостиницы напротив – у него в квартале были уши, и ему докладывали обо всех новостях и слухах.