Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Протянув руку, я нащупал панталоны. Что бы все это ни значило, любые неожиданности следует встречать при полном параде.
Скрипнула лестница, кто-то сдавленно охнул, поперхнулся.
Опять ни звука.
В коридорчике — шаги, с пятки на носок, вперекат.
Нехорошо…
Я уже дошнуровывал рубаху.
Ничего страшного. Судя по шагам и голосам, их там человек пять. Еще один, скорее всего — главный, дожидается во дворе. Но он пока что не в счет: окно высоко, да и ставни уже заперты.
В дверь деликатно постучали.
— Кто там? — спросил я. — Вы, дорогой Тайво? Но, милейший, я сплю, и племянница спит, неужели нельзя подождать до утра?
— Премного извиняюсь, сеньор лекарь, имею до вас настоятельную надобность, — голос Тайво звучал напряженно, рядом с ним дышали, правда, очень тихо, но совсем не дышать эти ребята все-таки не могли.
— Тайво, нельзя ли завтра? Я, кажется, уплатил вперед, и я вправе надеяться, что смогу отдохнуть.
Тишина. Короткая возня. Вскрик. Низкий, достаточно спокойный голос:
— Открывай, лекарь, разговор есть. Не бойся, не обидим.
Затем на дверь налегли, и она чуть подалась, хотя засов и выдержал первый толчок.
По натуре я достаточно уступчив и, уж конечно, не скуп. Но когда среди ночи неведомые люди мешают спать, да еще и ломятся в двери, трудно выдержать даже маанак мехесу. А я все-таки не святой. Не этот… как его?.. Арбих дан-Лалла.
— Пшли вон, хуэ вонючие! — сказал я двери — тоже тихо и спокойно.
В ответ матерно выругались. По понятиям местных братков за «хуэ» полагается резать на месте и не быстро.
За дверью, посовещавшись, ударили — похоже, ногой.
Краем глаза я увидел, как вскинулась и замерла на кровати Олла; девочка прижалась к стенке, натянув одеяло на грудь, в округлившихся глазах ее снова были мутный ужас и тоскливая пустота.
Дверь содрогалась и трещала, щеколда прыгала в пазах, скрипела, петли заметно отходили от филенки. Нет, ребята, не знаю, кто вы и что вам нужно, но еще полдесятка ударов — и дверь слетит с петель, а Олла и так уже перепугана до крайности…
Зря вы, пацаны, лезете на рожон, Тайво ж наверняка объяснил вам, что здесь квартирует лекарь с дипломом Борсонны; вы не можете не знать, что Вечный запретил нам делать людям больно, и потому мы просто убиваем — раз и навсегда, зато абсолютно безболезненно. Похоже, хорошие мои, вы или полные, очумевшие от жадности идиоты, или думаете, что тоже что-то умеете делать руками…
…Дверь подалась еще сильнее, дерево треснуло, по доске зигзагом молнии пошла глубокая щель, а потом сзади загнанным зайчонком вскрикнула О ила, и с этого момента я перестал давить эмоции.
К сожалению.
Потому что убивать я все-таки не собирался, но сеньор лекарь, оказывается, думал иначе, и, когда все кончилось — гораздо скорее, чем я думал, — живых не осталось.
Переступив через лежащие вповалку тела, я выглянул в коридор: на полу напротив дверей дрожал Тайво, левый глаз его покраснел и слезился.
— Тс-с-с, — прошипел я, приложив палец к губам, и трактирщик торопливо закивал.
По лестнице простучали шаги — последний из ночных гостей, оставив лошадей, спешил проверить ситуацию. Ему повезло, он столкнулся уже со мной, а не с добрым, но вспыльчивым доктором Ирруахом. Коротко объяснив парню, что к чему, я усадил обвисшее тело спиной к стене и развернулся к подвывающему Тайво.
— Сеньор лекарь, сеньор лекарь… я ни при чем… меня заставили…
Он не лгал.
И, увидев, что я верю, мгновенно взбодрился и приступил к докладу.
Это не грабители, сыпалось дробной скороговоркой, все местные братки Тайво уважают, они люди солидные, серьезные, им ни к чему портить себе репутацию и ссориться с гильдией, а потом — крыша у «Тихого приюта» железная, никому не охота потом с Оррой Косым и Вупыркой Дуддо разбираться. Нет, это не наши, сеньор лекарь, это люди залетные, очень опасные… Тайво не трус, нет, но скрывать ни к чему: он струхнул, когда увидел этого, ну, который теперь лежит на пороге… разве сеньор лекарь не узнает его?., так пусть посмотрит внимательнее!
Сеньор лекарь поглядел и узнал.
Сходство трупа с харей на розыскном листе было безусловным.
— Поверьте опытному человеку, — частил Тайво, — это люди умелые, сами видите: никого ж не разбудили!.. и не за поживой они пришли; сразу спросили: где лекарь с девчонкой?
— С девчонкой? — переспросил я.
— Да-да, с девчонкой. Уж вы не взыщите, сеньор лекарь, такое у меня в заведении, почитай, впервые. Не гневайтесь, а я вам за такое беспокойство неустойку, как положено, могу хоть сейчас сребреник ваш вернуть…
Я встряхнул его за шкирку; он умолк, преданно поглядывая снизу вверх.
— Повтори-ка еще раз, только слово в слово: как они сказали?
— Извольте, извольте, — закивал Тайво. — Что же, я вам врать стану? Как слезли с коней, так тут же: где лекарь с девчонкой?., и кинжал к горлу…
— Хватит, — велел я.
Оглянулся и не увидел Оллы; на ее кровати громоздился большой, дрожащий и всхлипывающий комок тряпья.
Дернул веревку на костистых запястьях хозяина.
— Ну-ка, Тайво, прибери здесь, да поскорее.
— Я мигом, мигом, — всхлипнул трактирщик и заковылял к лестнице — едва ли не на цыпочках, постоянно оглядываясь и выполняя нечто, похожее на книксен.
Я вернулся к трупам.
Совесть не мучила. Нисколько. Пацаны, конечно, попали конкретно, но виноваты сами: за базар надо отвечать, что на Земле, что на Брдокве. Мучило любопытство. Если не просто богатенького путника покойнички целились пощипать, то кому ж это так запонадобился скромный лекарь Ирруах дан-Гоххо, у которого под здешним небом не то что врагов, а и знакомцев-то нет? В этом ребусе необходимо разобраться. Но пока что я, по крайней мере, выиграл время; тот, кто послал бедолаг по мою душу, будет ждать их возвращения и не скоро узнает, как повернулось дело…
На полу застонало, закопошилось; уцелевший налетчик приходил в себя.
…а может, кстати, и вообще не узнать.
Только сперва, конечно, нужно поспрашивать.
Парнишка был молод и очень боялся боли. Но отвечать отказался наотрез. Хрипел, скрипел зубами, обмочился — но молчал.
— Жить хочешь? — сказал я спустя минут пять интенсивного допроса.
Он быстро-быстро заморгал: да, хочу, хочу, хочу!
— Отвечай, и я отпущу тебя. Клянусь Первым Светлым!
Такими клятвами на Брдокве не разбрасываются, и ему неоткуда знать, что мне плевать и на Первого Светлого, и на всех Четырех.