Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это ж дуб, — удивился калика.
— С такими плодами...
Сверху зашуршало, зеленые ветки раздвинулись. На них злобноглядело красное перекошенное лицо. Грубый голос проревел:
— А, гости... Давно не захаживали! Соскучился.
Томас сказал вежливо:
— Я слыхивал, что на Руси гостя сразу в баньку,накормят, напоят, спинку почешут. А потом уже беседы...
Человек на дереве зло хохотнул:
— Будет тебе банька!.. Не только спинку и ниже спинкипочешу... у меня есть чем почесать, но и шею намылю. Тебе баньку по-черному альиначе?
Томас хотел было ответить с достоинством, что он-де нечерная кость, а благородный рыцарь, но среди ветвей уже затрещало, посыпалисьсучья, куски коры. Задев нижнюю ветку, на смятую траву упал грузный человекпоперек себя шире, весь как медведь, с короткими кривыми ногами, цепкий иувертливый. В громадном теле чувствовались и громадная сила, и зверинаяловкость. Он был в лаптях, красной рубахе и серых портках с мокрым пятномсзади.
— Старый знакомый, — сказал Олегравнодушно. — Ты гляди, даже на воле можно такую харю отъесть, что щекииз-за спины видны. Значит, назад в клетку не восхочется...
Томас ахнул:
— Свистун?
— Соловей отныне мое имя, — сказал мужикзловеще. — Ну-ка, дурачье неотесанное... сымайте одежку, складывайтесбрую. Монеты в кучку справа, доспехи и ножи — слева.
— А веревку свою брать, аль ты дашь? — спросилОлег очень тихо.
— Каку-таку веревку? — не понял разбойник.
— Да это так, к слову... Нам куды?
— Да там и стойте, — разрешил Соловей. Подумал,махнул рукой. — Чо вас, таких согласных, гонять туды-сюды, как клопов? Явас там и прибью. Как жаб.
Томас побагровел, с лязгом опустил забрало. Его пальцы сжалирукоять меча. Олег поинтересовался:
— Голых?
— А чо не так? Бабы соромишься? Так я вас быстро.
Томас выругался, не стыдясь женщины, выдернул меч ипришпорил коня. Соловей-разбойник торопливо сунул четыре пальца в пасть, набралв грудь побольше воздуха, раздулся, как сарай, и свистнул.
Конь задрожал и попятился. Томас ощутил, как зловещий свистпробирает до костей, даже до мозга костей. Пальцы ослабели, он едва не выронилотяжелевший меч. Конь отворачивал морду, приседал на круп, вперед не шел,несмотря на понукания и даже острые шпоры.
Олег прикрылся полой душегрейки, его конь отступал до техпор, пока не оказался в укрытии за деревьями. Яра, бледная и с вытаращеннымиглазами, хваталась за руку Томаса. Тонкие пальцы дрожали, она вздрагивала ибеспомощно смотрела на отважного рыцаря.
— Дорогой друг, — проговорил Томас струдом, — мой боевой конь... Неужто мы отступим перед какой-то жабой...
Соловей-разбойник проговорил издевательски, не вынимаяпальцев изо рта, так что изжеванные и обслюнявленные слова выползали в самомделе медленно и трудно, как жабы весной:
— Иде... виды...вал жаб на древе...
— У сарацин, — прохрипел Томас, потому чторазбойник опять засвистел во всю мочь, — у халдеев... у македонцев...
— Счас ты увидишь халдеев, — пообещалразбойник. — Эт те не на каменные стены, как мартовский кот, лазить.
Томас в бессилии стискивал зубы, но его оттесняло к стенедеревьев. Олег сказал свирепо:
— Ты какой-то новый гад, раньше таких на Руси... наземле не было. Но, как говорят здесь, не по росту сук рубишь, не поймавшисоколов, а уже перья щиплешь!
Разбойник сузил в щелочки и без того узкие глаза.
— А чо ловить-то? Сами явились. Как и было обещано.
— Кто обещал? — насторожился Олег.
— Кто знает много.
Томас пробовал поднять меч, но тот весил целую гору.Оглянулся на шорох: Яра, укрывшись с конем за толстенным деревом, доставалалук. Одну стрелу зажала в зубах, вид у нее был лютый.
Стыдясь, он слез с коня и, выставив перед собой щит, вышелиз-за деревьев. Свист хлестнул по ушам, но, странное дело, щит все-таки давалзащиту. Томас навалился вперед, пошел, продавливая тугую волну свиста, будтоломился сквозь стену вязкой глины.
Он почти ничего не видел впереди, в щит уперся плечом,нажимал, а когда наклонился чуть ли не до земли, свист оборвался, будто ножомотрезали. Томас упал вперед, как подкошенный, проклиная хитроумного противника.Свист тут же снова хлестнул по ушам, яростный и ломающий кости.
Волна ветра и раздирающего уши свиста покатила Томаса обратнокак перекати-поле. Только и успел вцепиться в щит и не выронить меч. Ударило одерево так, что в глазах потемнело, а во рту стало солено от крови. Затрещало,его вкатило в кусты, прямо перед глазами увидел торчащие шипы терновника. Тутпроклятый свистун просчитался, на нем доспехи не зря. Но все равно в головешумело, как сквозь толстое одеяло Томас услышал встревоженный голос Яры:
— Сэр Томас, ты жив?
— Спроси чего полегче, — огрызнулся он.
— Тогда помогай калике, — сказал голостребовательно.
Томас со стоном попытался подняться. Успел подумать, что, ксчастью, в Британии женщины не такие. Сидят и ждут. Рыцари за них дерутся,ломают копья и мечи, а они сидят и ждут, чтобы достаться победителю. Оно иверно, от победителя крепче дети бывают. А на Руси, как рассказывал сэр калика,они сами коня на скаку...
Он упал бы, но сильные руки поддержали. Томас тряхнулголовой, очищая взор, от чего забрало с лязгом опустилось и стало совсем темно.Он сковырял пальцем грязь с решетки. Яра отпустила его, высматривала из-задерева цель. Ветер трепал ее золотые, как спелая пшеница, волосы, взглядлиловых глаз был хищным и нехорошим. В них была гроза, фиолетовые тучи и злыемолнии.
— Я сейчас, — пообещал Томас. — Я сейчас...
Прячась за деревом, выждал момент. Разбойник свистел исвистел, не прекращая жуткий свист, откуда из него и лезло, напротив негокачался под ударами невидимого ветра калика. Одной рукой он закрывал лицо,другой лапал то ножи на поясе, то пытался достать из-за плеча лук.
Томас, перебегая от дерева к дереву, начал заходить сбоку.Кони виднелись за стеной деревьев, они всхрапывали и пытались убежать, но Ярасумела набросить узду на сучья. Разбойник следил за рыцарем налитым кровьюглазом. Не потерять бы чашу, подумал Томас с беспокойством. Уже терял, вызволятьтруднее.
Другая мысль мелькнула в разгоряченной голове. Рядом с чашейподлое колдовство язычников теряет силу, это убедился еще в деревянной башне. Аесли попытаться и здесь?..
Он отступил, сорвал мешок с седла. Калика держался изо всехсил, ноги его пропахали в земле две борозды, но его отжимало все дальше кдеревьям, не давая натянуть лук.