Томас захохотал чисто и звонко. Даже слезы выступили. Олегсмотрел с удовольствием. А Яра морщилась, сказала неприязненно:

— Чего зря зубы скалить?.. Дураку видно, Разбойник неждал просто проходящих. Его посадили прямо у нас на дороге.

— Нас ждал, — согласился Олег. — Правда, мысами перли, как в корчму.

Томас сказал с неудовольствием:

— Но кто?.. Разве мы не перебили хребет зверю? И какподоспел этот богатырь земли вашей? Не послал ли его кто-то помочь?

— Пресвятая Дева? — спросил Олег насмешливо.

— А разве он не христианин?

Олег пожал плечами.

— Если даже и крещен, то у нас знаешь, что захристиане... Пока гром не грянет, мужик не перекрестится. А и перекрестится,все одно не вспомнит, зачем это делает. Мол, так велит Покон.

Томас сказал сочувственно:

— То-то у вас гром даже без грозы грохочет.

Он чувствовал на себе вопрошающий взгляд Яры. Молча злился,даже калика вряд ли объяснил бы, почему на них кидается всякая собака. Арассказывать ей о чаше... Калика не зря помалкивает, он ничего не делает зазря.Видать, что-то чует. Женщины все предательницы, так учил его дядя. А он знает вних толк: из-за них потерял земли, деньги и честь. Даже собак потерял. Неговоря уже о друзьях. Теперь живет у отца, не вылезает из комнатки, которуюпревратил в библиотеку. Стал ну совсем грамотным...

Томас зябко передернул плечами, представив себе некогдамогучего и красивого рыцаря за, подумать только, пыльными книгами!

Когда перед ними вырос берег малой, по русским размерам,речушки, а по-европейским вполне приличной, Томас воскликнул с досадой:

— В Сарацинии лучше! Там дождь выпадает раз в сто лет.Если все мечети разом запросят. Да и то испаряется, не долетев до земли. А ужрек нет вовсе.

— Да уж, в этом доспехе ты поплывешь, как топор.

Томас поглядел гневно. Олег поспешил поправиться:

— Хороший боевой топор! Рыцарский.

Берег был пологий, заросший камышом, осокой. Томас приволокогромный раскорячистый пень. Олег решил было, что рыцарь сложит на негодоспехи, а сам поплывет голым, даже высказал такое суждение вслух, кося хитрымглазом сразу на Томаса и Яру. Томас вспыхнул, Яра проявила сдержаннуюзаинтересованность, но рыцарь решительно отмел такое нелепое предположение:

— А если водяные звери нападут?

— Ты и в воде умеешь драться? — удивилсяОлег. — Чему только не научишься в Сарацинии!

Томас хотел возразить, что до похода он уже был рыцарем,который в двух соседних королевствах выбивал из седла в турнирах любого рыцаря,а до третьего еще не добрался, но дыхания едва хватало тащить пень в воду,ломая заросли камыша, выдирая с корнями болотные травы, вспахивая берег, каксохой.

Они прошли почти половину реки вброд, затем поплыли рядом сконями, а Томас еще и пихая перед собой растопыренный пень. Но едва их ногиоторвались от дна, как снизу по течению с плеском понеслись к ним огромныерыбины. Олег видел только спинные плавники, подумал даже на акул, очень похоже,но откуда акулы в глухой лесной реке?

Он торопил коня, сам плыл изо всех сил, чувствуя полнейшуюбеспомощность. Яра вскрикнула, затем ее конь всхрапнул, взметнулся и ринулся кберегу уже по мелководью. Олег выдернул девушку вслед, за рукавом тащиласьогромная щука, немигающие рыбьи глаза уставились на волхва злобно и осмысленно.

Олег шарахнул ее кулаком между глаз. Зубатая, как укрокодила, пасть не разжалась, но по крайней мере оглушенная хищница непыталась схватить девушку за руку.

— Как там сэр Томас? — выдохнула она.

— Умен, — сказал Олег с невольнымвосхищением. — Теперь верю, что и в водных драках опыт есть.

Они стояли с тремя конями, смотрели, как медленно движетсячерез реку раскоряченный пень. У Томаса выглядывала только голова, он фыркал иотплевывался. Вода вокруг него кипела, белые буруны поднимались выше пня,взмывались хвосты, зубатые пасти высовывались из воды и жутко щелкали.

Пень застрял на мелководье. Томас поднимался, падал, егосбивали крупные блестящие тела. Олег азартно свистел, улюлюкал. Яра смотреласочувственно, но когда облепленный пеной, ряской и болотными травами рыцарьначал выкарабкиваться на берег, достаточно крутой, ее лицо стало холодноватым иотчужденным.

— Цирк увидели! — сказал Томас негодующе. Грудьего бурно вздымалась, пластины доспехов скрипели, наползая друг на друга, какчешуя огромного железного крокодила. — На кого ставили, сэр калика?

— На победителя, — ответил Олег дипломатично.

Томас смотрел подозрительно: рожа калики была чересчурхитрой. Такой мог поставить и на рыб, обереги когда-нибудь да соврут, это нехристианские святыни.

— Что за порода?

— Щуки.

— Щуки? Щук я знаю.

— Я тоже думал, что знаю, — признался Олег. —Ты поступил отважно, сэр Томас. Остался в реке, нарочито отстал, чтобы своейжелезной зад... своим железным мужеством защитить нас, тонкокожих и жалобных.

Вода текла со всех дыр. Томас вылез на берег, с проклятиямистал сдирать шлем. Вдруг захохотал, начал дергаться. Олег пустил коней пастись,уже понял, а Яра, поглядывая то на калику, то на рыцаря, собирала хворост длякостра.

Томас выловил наконец проклятую рыбешку, чуть не защекоталадо смерти почище ундины, кое-как содрал доспехи. Нательное белье промокло, отнего валил пар. Вокруг Томаса сразу образовалась широкая грязная лужа.Придонный ил набился, и сквозь щели некогда чистое белье было в подозрительныхпятнах. Калика многозначительно хмыкал, смотрел намекающе.

Яра натыкала вокруг костра прутья, приглашая рыцаряразвесить одежду. Томас не решился: христианам грех так обнажаться, сел укостра, как нахохленная мышь, сушил одежду на себе.

От реки несло свежестью, да и лето уже переходило в осень.Воздух был холодный, приходилось крутиться перед костром, больше сушился, чемгрелся.

Дорога пошла вниз с холма, а в низине будто ударилась одругой холм, пошла обиженно обходить по крутой дуге. Да еще каменистая, конявскачь не пустишь, справа стена могучих дубов как на подбор, а слева косогор.

— Хорошее место, — заметил Олег.

— Лучше не надо, — согласился Томас. — Сидиза деревьями и бей стрелами двух дураков на выбор.

— Трех? — спросил Олег полувопросительно.

— Двух, — не согласился Томас. Олег вскинул брови:впервые рыцарь признал Ярославу умной, но тот, видя, что его неверноистолковали, поспешил поправиться: — Женщин даже собаки не кусают. Так мирустроен.