* * *

Поступок, совершенный под влиянием минутной досады и долгого подспудного желания, имел своей целью лишь проучить вредную хэнё. А наказал он самого себя.

Сон Ён и сам не понял, каким чудом или усилием отодвинулся. Как и позже не понял, зачем он это сделал. Девчонка упрямо цеплялась за его одежду, все норовила обнять — руки, словно огненные обручи, — и даже урчала от удовольствия, как маленький сытый пригретый зверек. Пришлось как следует ее встряхнуть (хорошо еще не оплеуху отвесить), чтобы не искушала его, и без того стремительно теряющего последние остатки самообладания. Столкнуть с себя, сесть и прошипеть, ненавидя в этот момент и ее и себя:

— Ну что, так-таки и не заскучаешь? А-а-а, у тебя же еще сыночек господина Ли на сладкое приготовлен!

Девушка некоторое время неподвижно посидела рядом. Потом длинно, прерывисто вздохнула — он покосился (приходит в себя? плачет?), — провела рукой по взлохмаченным (им!) волосам, поднялась и молча побрела от него по темному, освещенному лишь звездами двору. Он открыл было рот: окликнуть, объяснить, что не хотел ее обидеть, предложить проводить до дому… Да и закрыл. Ни то, ни другое, ни тем более последнее было совершенно ни к чему.

Сон Ён сидел, слушая недовольное бормотание моря: оно явно его не одобряло. Глубоко вдыхал воздух — то почти по-дневному душный, то свежий ночной. Так в нем самом боролись жар и холод. Трезвый холод победил. Потом, много позже, он вспомнит, пожмет плечами и посмеется над собой сегодняшним: так привязаться к какой-то ноби!

А иначе… иначе привяжет она. Свяжет. Прикует. Заякорит навеки на этом проклятом острове, и без того незаметно вползшем в душу своими зелеными горами, причудливыми черными скалами и морем-морем — то грозным и требовательным, то ластящимся, словно прирученный леопард… Как он тогда сможет их покинуть? Девушку? Остров? Море? Нет-нет, все правильно!

Глубоко вздохнув, Сон Ён потер лицо и вновь лег, раскинув руки. Действительно, какие сегодня звезды крупные и яркие — никакой луны не нужно. Надеюсь, они хорошо осветят ей ночную тропинку…

На следующий день Ха На ожидаемо не пришла. Впервые за все время их знакомства на гладком лице Лян Ро Иля появились морщины — гнева или раздражения. Наниматель откладывал отплытие, нетерпеливо поглядывая в сторону, откуда должна была явиться мелкая. Наконец старшая хэнё рискнула предположить, что девушку не пустила бабушка.

О, если бы, подумал Сон Ён. Заметил с напускным равнодушием:

— Неужели девчонка так необходима? Давайте отправляться, у нас уже есть одна ныряльщица…

— Ни в коем случае! — отрезал Лян Ро Иль. — Как я уже говорил неоднократно, вы должны работать обязательно в паре! Кто-нибудь, быстро бегите и приведите ее хоть добром, хоть связанной!

Один из гребцов припустил по берегу. Сдвинув брови, скрестив на груди руки и постукивая носком туфли, Лян Ро Иль некоторое время смотрел ему вслед. Неожиданно крикнул зычно:

— Нет, стой! Возвращайся! Я сам.

И размашисто зашагал прочь. Гребец удивленно поцокал языком:

— Ты погляди, как взлетела наша Ха На-то! Аж благородные господа за-ради нее свои ножки нежные бьют! Однако надо и мне к девчонке приглядеться!

Сон Ён непроизвольно зашипел. Мужчина правильно интерпретировал этот звук, потому что тут же примолк, поклонился и поспешно отошел к своему собрату, бессовестно дрыхнувшему на дне лодки.

Хэнё тоже смотрела вслед уменьшавшейся фигуре. Сказала неожиданно:

— С самого начала надо было послушаться Морскую Ведьму!

— Ты о чем?

— Говорила же нам не связываться с чужаком: мол, подозрительный он, мутный… — Поглядела на Сон Ёна снизу. — Если господин скажет остановиться, мы это сделаем.

— Но, — удивленно возразил молодой человек, — вы ведь люди подневольные, вас за это накажут!

Хэнё отмахнулась.

— Не впервой! Найдем, как выкрутиться, да и пару плетей переживем, чего там!

Женщина смотрела с такой готовностью и верой, что Сон Ён ощутил даже некоторую неловкость. Кто он ей? Не хозяин, не наниматель, не староста. Даже не благородный господин — так, ссыльный чужак.

— Нет, не стоит, просто слушайтесь его.

Женщина поклонилась:

— Как прикажет господин, — и тоже отошла к лодке.

Сон Ён со вздохом устроился на нагретом песке. Судя по упертому характеру мелкой, ждать им придется долго.

* * *

Старая хэнё стояла на берегу, навалившись на палку. С каждым днем спуск-подъем давались все тяжелее, но она неизменно следовала правилу хоть раз в день послушать море. Море доносило ей вести от Священного Хранителя. Не то чтобы эти донесения ясно облекались в слова, но в толковании воли Чхоннёна она не ошибалась: недаром все побережье издавна прислушивалось к ее словам.

Море сегодня выглядело мирным, почти неподвижным, как будто его маслом залили, ни дать ни взять — озеро на горе Халла. Но далеко, в самой глубине, ворочались, нарастали, рокотали гневные волны. Как рычание в глотке постепенно свирепеющего тигра. Морской Хозяин гневался — не только на людей, но и на того, кто уже однажды восстал, был покорен, наказан и прощен и вновь осмелился бросить ему коварный вызов…

Сморщившись, старая хэнё потерла висок. От жары и духоты половину головы нещадно ломило. Да и внучка ходила с утра смурная, непривычно молчаливая. Вздыхала. Тоже раскисла. Или поругалась со своим янбаном морским? Ну да дело молодое; как поругались, так и помирятся. Это как гроза: гром, град, ливень — а через пару минут солнце и радуга от края до края. Как же повезло, будет кому позаботиться о девочке, когда ее не станет!

— Что ты делаешь здесь, старая женщина? — мягко спросили за спиной.

Вздрогнув, хэнё с трудом повернулась. Старые уши ее подвели или это он подкрался тигром? Пришлось долго щуриться, прежде чем получилось опознать черную тень со слепящим солнцем за спиной.

— А… Это ты.

Чужак окинул взглядом море.

— Болтаешь со своим хозяином? Это он велел не пускать ко мне внучку?

Хэнё отчаянно моргала — от прячущихся за ним ослепительных лучей слезились глаза, и силуэт собеседника дрожал и плавился горящей свечою.

— Кого я там не пустила? — переспросила рассеянно. Голова горела нестерпимо. Старая женщина тяжело переступила, навалившись на палку грудью для устойчивости. Лицо чужака стало виднее. Красавчик, что ни говори: рослый, сильный, одежды богатые, золотые глаза сияют, щеки горят — то ли от ветра, то ли от злости. Хорошо, что Ха На в него не влюбилась — быть бы беде неминучей!

— Что же ты ей не рассказала все как есть? А, Морская Ведьма? — Чужак стронулся с места, пошел кругом, хэнё опаздывала поворачиваться, только головой вертела. — Что ж смолчала, старуха? Или это Он тебе велел?

Голова болела все сильнее, еще и кружиться вздумала — все из-за этого вертящегося рядом окаянного парня — хэнё не поспевала за ним ни глазами, ни разумением.