— И как долго вы собираетесь ее доставать?

Ха На оглянулась на возню за спиной — старая упрямица все силилась подняться и бессвязно ругалась на уговаривающего ее парня: получалось шипение, клекот, а то и вовсе скулеж, но выходило очень сердито.

— Простите, господин, но вряд ли я теперь скоро смогу выйти в море. Вы же видите, бабушка…

Он сжал ее пальцы. Ха На так удивилась, что замолчала. Пылающая рука мужчины просто звенела, словно кровь по его жилам неслась куда быстрее, чем у всякого другого. Или так зудели в нем нетерпение и спешка?

— Сегодня, — потребовал Лян Ро Иль. — Сейчас!

— Но я же не могу оставить бабушку…

Невысокая фигура, до того молча сидевшая у печки во дворе, приблизилась.

— Я могу посидеть с ней вместо тебя.

— Старшая хэнё? Но…

Но женщина уже скользнула мимо в двери. Опустилась на колени, помогая уложить бабушку. Сказала твердо:

— Раз это нужно господину, — поклон в сторону янбана Кима, — я помогу. Не тревожься, девочка, я позабочусь о твоей бабушке.

Вот же… окаянный парень сумел околдовать даже умную суровую Чан Ми! Бабушка заругалась и на нее, то замахиваясь, то тыча здоровой рукой в их с многоцветным сторону. Но вылетающие из ее рта звуки все меньше и меньше напоминали слова, переходя в растянутое бессмысленное мычание. Наконец сообразив, что ее все равно не понимают, бабушка сдалась и откинулась на постель. Вяло отмахнувшись на дружные увещевания и переспрашивания, выдохнула что-то очень напоминавшее «дурачье», закрыла глаза и тут же уснула. Чан Ми, не слушая возражений, вытолкала всех вон. Последним от косяка отлепился многоцветный. Спускаясь с террасы, оглянулся на оставшихся в доме хэнё, и девушке показалось, что он улыбается…

Да ну, конечно, показалось! Это все игра света и теней.

Луна была сегодня на диво: яркая, зрелая, круглая, словно шаманский бубен, она успешно заменяла идущим по берегу фонари и факелы. Лишь легкие облачка плывущими полупрозрачными шарфами приглушали на время ее сияние.

Многоцветный — даже ночь не слишком притушила богатство оттенков его одежды — стоял, вглядываясь в на диво смирное море. Точно подозревал за его обманчивым дружелюбием какой-то подвох или ловушку. Ха На понадеялась даже: передумает и перенесет поиски на утро. Напрасно. Лян Ро Иль спросил отрывисто:

— Сумеете найти хранилище в темноте?

— Навряд ли… — начала девушка, но Сон Ён опередил:

— Уверен, что найду!

Ха На глянула сердито: не терпится опробовать свои новые неожиданные таланты? А, он же так спешит убраться с острова в свою столицу, а наниматель того и гляди потеряет терпение!

Зевавшие и приплясывавшие на берегу гребцы ворчали. Где это видано, по ночам нырять! Рыбачить куда ни шло! Того и гляди проказницы ино запутают тебя в своей пряже, к себе на дно утащат… да и вообще, мало ли какие ночные твари в темноте водятся!

Многоцветный их ожидаемо не послушал, скомандовал отплывать немедля. Сам опять остался. За его неподвижной темной фигурой на удалявшемся берегу поднималась огромная луна, схожая цветом со зреющей тыквой.

Прохладная ладонь коснулась плеча девушки: Сон Ён заглядывал ей в лицо.

— Боишься? — спросил он.

Та презрительно фыркнула:

— С чего бы! Это ты, хэнам-новичок, бояться должен!

— Так я и боюсь, — просто признался Сон Ён.

Теперь уже она похлопала парня по руке, сказала покровительственно:

— Ничего, ты, главное, меня слушай!

* * *

Ничего он не боялся. В нем горело нетерпение, подобное уже чуть не приплясывающему от близости своей драгоценной жемчужины Лян Ро Илю. Но его нетерпение совершенно иного рода — предвкушение. Море теперь постоянно манило его, звало: войди в меня, возьми меня, погрузись в мои глубины, увидь и изведай то, что ты никогда не встретишь на суше… Это и пугало, и завораживало: ведь так однажды он может просто не вернуться на берег?

Потому ему нужна была сейчас эта маленькая, но сильная, решительная и трезвомыслящая хэнё: она напомнит ему, ради чего и кого стоит возвращаться. Сон Ён перехватил небольшую мозолистую ладонь девушки, сплел свои пальцы с ее. Смиренно поклонился:

— Позаботьтесь обо мне, учитель.

Фыркнув, та попыталась вырваться, поняла, что не удастся, прошипела какое-то местное ругательство. И утихомирилась, демонстративно отвернувшись и разглядывая темные горизонты. Ее ладонь нагревалась в его пальцах, одновременно согревая его самого.

Лодку заякорили точно посередине четырех острых скал — местные ожидаемо нарекли их Когтями Дракона. Какого же размера должен быть имеющий подобные когти! Пока ныряльщики снимали верхнюю одежду, гребцы нервно поглядывали по сторонам. В ночи, освещенной лишь луной, пусть и такой яркой, да фонарем на носу лодки, могло почудиться и увидеться всякое.

— Вы уж давайте побыстрее, а? — попросил один жалобно. — Или и вовсе давайте тут посидим, а потом вернемся и скажем, что в такой темноте ничего не нашли!

— Ты чего, — тут же возразил второй. — Господин вообще взбесится! Он и так, того гляди, кидаться начнет! — и поежился.

Сон Ён тоже поежился. Но не от того, что представил реакцию разъяренного Лян Ро Иля, и не от ночной прохлады — ночь была теплой, даже жаркой. В нем пело его предвкушение, тайная радость, сродни ожидаемому соитию с женщиной. Он глянул на серьезно продышивающуюся хэнё и устыдился собственных мыслей: девушка-то готовилась работать. Нырять. Искать в чернильной воде то, что нужно ему. И знать не знала о его новейших чувствах и страстях, о том, что ему сейчас и не до жемчужины в общем-то…

Разминая руки и плечи, Сон Ён наблюдал, как хэнё заглядывает вниз, силясь рассмотреть найденное днем раньше хранилище — жаль, нет светильника, горящего и под водой! — потом оборачивается, серьезно кивает ему и шагает за борт. Уходит в воду почти без всплеска.

Его торопливое погружение получилось гораздо менее элегантным: лодку изрядно качнуло; обданные брызгами гребцы осыпали его вслед проклятьями и руганью.

Море подхватило Сон Ёна, подержало бережно в ладонях-волнах, точно любующаяся ребенком мать, и пропустило, торопящегося, вниз. Вода оказалась не чернильно-темной, какой виделась с поверхности. Как в послезакатном небе, здесь тоже различались десятки и десятки приглушенных оттенков. Да еще, будто отблеск далекого пожара, над головой разливалось золотистое зарево сегодняшней необычной луны. Этот отблеск ложился и на движущиеся голые руки-ноги девушки, выделяя ее из черно-зелено-серебристого окружающего. Словно подчеркивая, что она не отсюда, как бы прекрасно и глубоко ни ныряла, насколько бы долго ни задерживала дыхание. Ха На — дитя двух стихий, земли и воды, проводник между тем и этим миром…

Сон Ён очнулся. Что это он расфилософствовался под водой? Уже скоро выныривать, а они еще не добрались до…