– Засекли около и вашей, и нашей вилл наблюдение…

– Наружка?

– Да! Несколько дней выявляли, куда дальше уходит информация, – понижая голос до шёпота, говорил Корольков. – Американское посольство…

– А кто наблюдатели?

– Для Кабула – лучший вариант… Нищенки, сидящие около забора. Оборванные, грязные, «без лица», одежда на всех одинаковая – лохмотья. Вечерами встречаются с белым человеком в районе рынка, который, в свою очередь, после очень длительного проверочного маршрута, оказался за забором Американского посольства… Так что, ребятки, будьте очень внимательны, – говорил преподаватель, – за нами наблюдают со всех сторон и, наверное, много глаз…

* * *

Рано утром, ещё далеко засветло, Володя, Федя и четыре человека охранения тряслись в машине, петляя по улицам Кабула. Машин в этот ранний час в городе не было, изредка встречались нагруженные повозки, запряжённые ослами или лошадьми. Люди, по-видимому, торговцы, двигались в сторону базара. Офицер, сидевший на месте старшего машины, приказал остановиться. Он был из военных, которые работали в штабе, и не был знаком Володе, а вот водителем был куосовец Слава Быстров из Горького. Но, по-видимому, точку высадки, куда везти, Слава не знал. У какого-то полуразваленного дома старший приказал остановиться.

– Заглушите машину и выключите свет, – сначала обратился он к Быстрову, – из машины не выходить, наблюдать за окружением. А нам с вами – «К машине!» – скомандовал он. – Приехали! Все вещи брать с собой…

На улице лежал тонкий слой снега. Через пару часов после восхода солнца он, наверное, растает. Володе в этом утреннем снеге увиделся парк его родного города Южно-Сахалинска и он сам, спешивший с лыжами на утреннюю пробежку. За этот месяц он так истосковался по лыжам и нормальной утренней пробежке… Но вместо привычного пика Чехова и острова Сахалин, который виделся ему, как мираж, вдалеке серели в утреннем тумане горы вокруг Кабула…

Залезли через разбитое окно внутрь этого явно заброшенного дома. Володя услышал отрывистую команду офицера старшему заслона:

– Когда я уйду, замаскируйте следы, ведущие к дому!

Группа охранения, по-видимому, уже бывала здесь и знала свои задачи, потому что сразу же рассредоточилась в разные стороны и растворилась в темноте, а снайперы со штабным поднялись на самую крышу. Она была плоская и тоже белая от снега. Это была высота примерно третьего этажа, поэтому крыша была выше остальных построек. Невдалеке возвышалось тёмное строение – здание дворца Арк[56], где в настоящее время работал, жил и ночевал Амин.

– Здесь! – сказал офицер. – Рассветёт через полчаса. Арк – перед вами… Ну, в общем-то всё, – и, даже не попрощавшись, ушёл.

– Давай, Федя, матрацы наши подстелем, – засуетился, не теряя времени, Володя, – ты здесь устраивайся, а я… здесь.

Крыша была с возвышающимся бруствером, в некоторых местах разрушенным. Эти разрушения были как раз «в нужную сторону» и оказались, как бойницы. Людей, находившихся на крыше, если бы они даже сидели, снизу не было видно, тем более что они лежали. Устроившись на матрацах и приспособив заготовленные рюкзаки в качестве упора под винтовки, они расположились и стали ждать рассвета. Внизу зажглись фары от машины, которая их привезла, загудел мотор, и водитель вместе со старшим офицером отправились в обратный путь. Наступила тишина. Поскольку было ещё совсем темно, Володя повернулся на спину и уставился в небо: «Надо же, какое огромное количество ярких и кажущихся близкими звёзд… Некоторые из них двигались, это – наши, советские спутники… или…» Он смотрел на них до тех пор, пока звёзды не стали пропадать, так как небо стало сначала серым, а затем и светлым. Город оживал: кричали петухи, блеяли овцы, где-то вопил ишак, уже чаще гремели машины, и, буквально через мгновение, тишина ночи наполнилась суетой дня. День начался. Кричали, призывая к утренней молитве, муллы. Интересно, что до этого их возгласов за ежедневными делами он ни разу даже и не слышал…

Начался день… Особенный день в жизни тех, кому он принесёт необратимые изменения в Жизни и Смерти… Теперь «особенный день» и для Володи…

Именно в этот день, пока он тянулся от минуты к минуте, с тишины утра до каждого мгновения последующего часа, Володя постарел сразу на десяток лет. В этот, наверное, самый длинный день своей жизни, пока он до боли в глазах высматривал цель то через самый мощный бинокль, припасённый заранее, то через прицел СВД, он ещё раз прожил всю свою предыдущую жизнь. Взгляд его через окна «заглядывал» в здание Арк, резиденцию Амина, пытаясь увидеть происходящее внутри, за шторами и стенами… И не только увидеть, а как-то почувствовать, предугадать действия фигуры, нужной им… А одновременно с этим мысль его «заглядывала» и в своё прошлое… За это время, ни на мгновение не отрываясь от наблюдения, он успел передумать обо всём, произошедшим с ним, начиная с его детства, от маленького мальчика – до сегодняшнего дня. И всё чаще его мысли тянулись к родному дому, где были его жена и дочка: «Как там мои Галочка и доченька, сейчас у них уже середина дня… Сегодня вторник, жена на работе, в университете, дочка – в саду… Да, увидели бы они меня сейчас, узнали бы, чем их папа занимается…» А действительность упрямо подсказывала: если бы они даже смогли увидеть его в такой миг, узнать вряд ли бы смогли. В этой сосредоточенной, нацеленной во взгляд, устремлённый в пространство здания, фигуре, даже родной, близкий человек вряд ли сейчас мог бы разглядеть знакомое существо. Володя был уже другим. В мыслях – тем же, в действиях – другим. «Главное, не волноваться, дышать спокойно, чтобы не сбивалось дыхание», – думал он. Но сердце его – и он это хорошо чувствовал – стучало быстрее и быстрее. Удары отдавали и в голову, и в палец, который застыл на спусковом крючке винтовки, и от этого он начинал нервничать всё больше и сильнее… А при каждой появлявшейся в окне фигуре Володя вздрагивал, как будто бы происходило что-то невероятное. Он боялся пропустить момент, но он и… боялся увидеть Его. И эта борьба двух страхов сопровождала Володю, наблюдавшего движение теней в здании. Он вглядывался в одинокие фигуры людей на дорожках вокруг дома, часовых и силуэты БТРов, окружающих здание, в людей в дверях на входе и выходе и опять в окна второго этажа, а потом первого и опять второго. Так летели минуты и часы…

Когда он попытался перевести дыхание и расслабиться, то вдруг почувствовал, что ему ужасно жарко, солнце стояло уже высоко. Владимир на мгновение отвлёкся, огляделся