Алия выгнулась, ожидая удара. В воздухе разливался тяжелый запах страха и вожделения. Бранд жадно облизывал ее глазами. Пора начинать.

Раздался свист, и по выставленным ягодицам прошелся обжигающий удар кожаного ремня. Алия глухо всхлипнула, все же успев сдержаться, чтобы не закричать.

— Говори! — раздался напряженный и властный голос Высшего.

***

Бранд задумчиво стоял у окна. До чего же безупречный у Маритты нюх на стоящую информацию! Ведь сама не понимает, как и что делает. И совершенно не умеет пользоваться даром себе во благо.

Между искренними стонами боли, смешанными с блаженством, эта девочка сказала нечто весьма интересное. Оказывается, Тангавор возил ее, свою любовницу, к храму Семи богов, а та не смогла войти. И как только пришло уведомление о визите владыки Доррейона — выгнал ее. И вот что удивительно, за столь короткий срок нашел избранную и совершил обряд. Его аура четко показывала наличие татуировки, четкой, наполненной силой. Одно важное «но»: есть только одна причина, по которой Алия не смогла войти в храм — место Шаари — На было уже занято. Так когда же он ее нашел, до или после Алии? Зачем же Тангавор повез туда свою любовницу, и где в этот момент была его избранная? Кажется, у этого щенка есть несколько подозрительных секретов. Хищный ум ученого выстраивал уже таблицы возможных вариантов, которые могли привести к столь удивительному казусу. Нужно больше информации, пора подключать Маритту.

Он развернулся к Алие. Она, все еще связанная, покорно лежала на ковре, куда сползла после финального удара, ее влажные глаза сверкали, а губы алели, словно спелые ягоды. Воспоминания о том, как она всхлипывала под ремнем, наполнили его удовлетворением.

Орилия, драгоценная нежная тварь, посмела погибнуть раньше, чем он узнал о ее предательстве. Жена избежала наказания. И теперь Бранд, встречая нежных блондинок, так похожих на его любимую, срывал на них свой невысказанный гнев и нерастраченную страсть.

— Спасибо… Господин.

Бранд хищно улыбнулся, стянул перчатки и расстегнул брюки. Кажется, в скучном и предсказуемом мире Краор его ждал целый букет восхитительных сюрпризов.

— Продолжим…

Я пряталась. Ходила по ночным коридорам дворца и искала место, где меня не будут трогать. Едва стало возможным покинуть прием, не нарушая приличий, я тут же бросилась прочь от Тангавора, сводящего меня с ума запахом горького меда и сандала.

Вся сцена на приеме была сродни отрезвляющей пощечине. Ни его рассказ о Шаари-на, которая где-то рядом, ни его нарочито вежливое обращение, без единого намека на будущее, ни моя «ущербность» — ничто не могло задавить теплящуюся надежду. Сколько я ни пыталась урезонить себя, что эта сказка не про меня, — раз за разом уносилась в страну фантазий. Превращалась в безразличную глину, из которой чужие руки лепили все, что угодно. В какой момент личные непонятные игры аттара вдруг стали важнее меня самой?

А вот разъедающая ревность, на которую я не имела права, жестко вернула меня на землю. Я металась по погруженному в темноту огромному дворцу, шарахалась от невозмутимой стражи, искала место, где смогу остановиться и найти во всем этом хаосе саму себя. Избавиться от тошнотворного чувства беспомощности.

Я распахнула двери библиотеки и с наслаждением вдохнула запах пыльных полок и старых переплетов. Еще со времен студенчества аромат книг в моем сознании связался с ответами на все волнующие вопросы. Тишина, еле слышный стук часов, лунный свет, прочерчивающий дорожки между стеллажами. Я с предвкушением водила кончиками пальцев по корешкам, загадывая, какая же книга «попросится» мне в руки. Какие слова помогут мне вернуть самоуважение и подлатать переломанный внутренний стержень. Я не верила в знаки свыше. Просто знала, что в чужих словах увижу то, о чем хочет сказать мне собственное подсознание. Разговор с самой собой через слова случайных историй.

Молчаливые тени охраны остались за порогом, давая мне долгожданное чувство уединения. Знают, что даже спустя месяц я тяжело воспринимаю их вынужденное присутствие.

Через несколько минут я сидела в огромном кожаном кресле, подобрав ноги, и с трепетом рассматривала незнакомую и явно очень старую книжку «Сказки Ганса Христиана Андерсена». Почему она? Не знаю. Теплый свет настольной лампы высветил название первой истории — «Русалочка»…

Принц не выбрал героиню…

Даже сказки не гарантируют, что безрассудное самоотречение обернется желанной наградой. Так прямолинейно и так просто. «Не стоит идти на поводу у эмоций», — с самого начала говорил Тангавор.

В голове наступала холодная ясность.

Я сидела и придумывала, чем буду заниматься «после», когда в библиотеку вошла Маритта. Гибкая пантера, сверкая шоколадными глазами из темноты, сразу направилась в мою сторону.

— Доброй ночи, вы не против моей компании? — Приятный бархатистый голос заполнил библиотеку, отражаясь от тисненых переплетов.

— Нет, прошу вас, присоединяйтесь. — Я спустила ноги на пол и выпрямилась. Но увидев, как изящно Маритта забралась в кресло напротив и свернулась подобно кошке, я вернулась в прежнюю позу. Гостья долго разглядывала меня, смущая откровенным любопытством в глазах.

— Любовь — жестокая подруга, не так ли? — вдруг произнесла Маритта. Моя ладонь, поглаживающая книжку, замерла. Высшая усмехнулась. — Одной рукой любовь дает, а другой отнимает. Знакомо?

— Да, — ответила я, гадая, отчего в голосе Высшей звучит такая злая горечь.

— О чем книга? Вижу, ты расстроена. Грустная история?

— О несчастной первой любви. — Я постаралась придать голосу больше равнодушия, чем ощущала на самом деле.

Маритта понимающе улыбнулась:

— Дай угадаю. Героиня безумно любила и готова была отдать все, что у нее есть, ради него. А он предал. Ушел и оставил после себя пепелище.

Тревожная у нее все-таки красота. Пантера, скрывающая под бархатистой шкурой застарелые шрамы прошедших лет. Было в ней что-то созвучное мне самой. Ощущение родства, которое не успокаивало, а, наоборот, шевелило невольным резонансом внутренние занозы.

— В юности я влюбилась, как кошка. Горела в агонии страсти, готова была бежать за ним на край земли, целовать его ноги, носить ему воду. Я умоляла его взять меня с собой. Капитан из другого мира, он казался мне самим совершенством. Но ему было нужно лишь мое тело. Трахнуть саму айянеру, дочь гордого, высокомерного народа — вот какую зарубку он сделал на рукояти своего меча.

Я вздрогнула от грубых слов, идущих словно со дна души. Так не подходили они аристократичному облику Маритты, что лишь сильнее подчеркивали злую горечь в ее голосе.