Из всех созданных Кендлером композиций наибольшей выразительностью отличаются так называемые группы в кринолинах. Подобно трехмерным фотографиям, они запечатлели мгновения придворной жизни с ее модами, интригами и женским кокетством. Это живые сценки с участием светских красавиц, наполненные той выразительной динамичностью, которую так ценил Август Сильный. Глядя на них, невольно гадаешь, что предшествовало мгновению, застывшему в фарфоре, и что случится в следующую минуту.

Существенным аксессуаром в этих скульптурных группах нередко выступают изделия из фарфора, подобно тому как в интерьере на живописном полотне может присутствовать картина: вот светский кавалер и его возлюбленная сидят бок о бок, она игривым движением подносит к его губам расписную фарфоровую чашечку с шоколадом. Многие статуэтки вдохновлены картинами Ватто, однако пронизаны еще большей чувственностью. Утверждают, что некоторые композиции изображают Августа Сильного с той или иной фавориткой. Одной из них — возможно, несчастной графине Козельской — он протягивает шкатулку в форме сердца, а она в ответ отдает ему собственное сердце.

Близкое знакомство Кендлера с жизнью двора угадывается и в многочисленных скульптурных изображениях мопсов. Эти милые создания были не просто комнатными собачками; для всякого, знакомого с придворными тайнами, они служили намеком на «Мопсорден», или «Орден мопсов» — полушутливую масонскую ложу, великими магистрами которой были курфюрсты Саксонские.

Однако прелесть статуэток Кендлера в том, что ими можно любоваться, не понимая скрытого смысла. Их бесконечное разнообразие, яркие цвета и динамика неизменно привлекают коллекционеров. Не каждый может позволить себе весь набор персонажей комедии дель арте или уличных торговцев, но даже одна-две статуэтки придают дому владельца некий шик, и мода на коллекционирование фарфора среди состоятельных людей растет год от года.

Богатейший саксонский двор тратил на такого рода безделушки баснословные суммы. Сэр Чарльз Хэнбери Уильямс хвастал перед своим родственником Генри Фоксом, что получил от короля подарок: «фарфоровый сервиз на тридцать персон, который здесь стоил бы тысячу пятьсот фунтов». Сервиз, как с гордостью отметил сэр Чарльз, кроме посуды (350 предметов), включал сто шестьдесят шесть статуэток «для украшения стола во время десерта». Цена представляется немыслимо высокой, учитывая, что в Китае тогда на сумму чуть больше ста фунтов можно было приобрести десять тысяч изделий бело-синего фарфора.

Быть может, Август крепко задумался бы, прежде чем делать такой подарок, если бы знал, что сэр Чарльз — близкий друг сэра Эверарда Фокнера, главного партнера только что созданной фарфоровой мануфактуры в Челси. Вскоре после памятного обеда у графа Брюля сэр Чарльз одолжил свои мейсенские статуэтки модельерам из Челси, которые сняли с них формы и начали производить исключительно точные копии, правда, из мягкого фарфора.

Статуэтки Челси значительно уступали мейсенским, но в Британии, как и повсюду, модные безделушки, пусть и не самого высокого качества, пользовались огромным спросом. Не только Челси, но и многие другие британские, а также европейские керамические производства отлично зарабатывали на копиях с произведений Кендлера. Вскоре уже и стаффордширские гончары начали производить из глины свою, примитивную версию дрезденских придворных и пастушек для людей, отстоявших от королевских банкетных столов куда дальше, чем даже злополучный портной графа Брюля.

Даже если внешне все выглядело прежним, захват не прошел для Мейсена бесследно. Долго после того как стены заново побелили, а каменные полы дочиста оттерли, смыв следы крови, под сводами Альбрехтсбурга сохранялась гнетущая атмосфера.

Как только противник отступил, выяснилось, что несколько основных работников завербовались в прусскую армию либо согласились переехать в Берлин и теперь помогали Фридриху воплотить его фарфоровую мечту. Другие, подстегиваемые смесью алчности, нужды и отчаяния, а главное, не питавшие той преданности, которой требовал бездушный директор Херольд, воспользовались общей неразберихой, чтобы дезертировать и найти работу в другом месте.

Не только Фридрих мечтал о фарфоровом заводе. Правители и предприимчивые люди по всей Европе жаждали обзавестись собственными мануфактурами — и в итоге Мейсен полнился бесконечной чередой людей, проявлявших настойчивый интерес к тому, что происходило в крепости на холме.

Послевоенный рост производства принес работникам небольшое повышение жалованья, но соблазн пополнить свой бюджет, туманно намекнув на то, как составляют массу, готовят глазурь или обжигают изделия, был по-прежнему велик. Сведения, полученные таким образом, были обычно смутны и недостоверны, что не останавливало шпионов — они охотно платили золотом и серебром за любые сведения о технологии изготовления фарфора.

Все в руководстве фабрики понимали, что секрет рано или поздно выйдет наружу. Несмотря на эту угрозу, Кендлер работал без устали. Словно бросая вызов подражателям, он придумывал и воплощал все более монументальные и сложные архитектурные композиции, в том числе настолько большие, что внутри мог усесться взрослый человек. Смысл их был очевиден: чем грандиознее и дороже настольное украшение, тем значительнее его владелец.

Для Августа III Кендлер создал фарфоровый храм Чести почти в четыре метра высотой, составленный из ста двадцати семи отдельных деталей. До наших дней он не дошел, но о впечатлении, которое храм производил, можно судить по более поздней копии, хранящейся в музее мейсенского завода. Стол, на котором он стоит, кажется чересчур маленьким для этого колосса.

Подобные монументальные композиции как нельзя лучше подходили в качестве подарков членам иностранных королевских домов. Они служили зримым напоминанием о том, что Саксония по-прежнему держит первенство в области фарфорового производства. Так, по случаю бракосочетания своей дочери Марии Жозефы и французского дофина, Август преподнес зятю фарфоровую консоль и овальное фарфоровое зеркало более трех метров высотой — и то и другое работы Кендлера. Раму зеркала украшали фигуры Аполлона и муз, гирлянды из цветов и ракушек. Подарок был настолько значимым, что Кендлеру даже разрешили покинуть Саксонию (это была его первая и единственная поездка за границу), дабы лично представить зеркало французскому двору.

Это произошло в 1750 году. Париж и Версаль произвели на Кендлера сильнейшее впечатление. Он отметил (надо полагать, не без опасения), что Венсеннская королевская мануфактура, которая по-прежнему выпускала только мягкий фарфор, все больше копируя мейсенские образцы, интенсивно осваивала все новые техники. Тем не менее скульптор успокоил себя, что Венсенн выпускает фарфор в очень небольших количествах, а следовательно, у Мейсена на европейском рынке нет серьезных конкурентов.