Но он дышал, и сердце билось ровно, хоть и часто. Затылок представлял собой слипшуюся массу из волос и запекшейся крови, но свежей крови видно не было. Рана на ягодице тоже, похоже, больше не кровоточила.

Лесли выпрямилась и огляделась. Раненый винтовочной пулей приземистый кобелек с белой грудкой лежал там же, где раньше, но больше не скулил. Подошла, коснулась морды — все, не дышит. Остальные собаки были целы и невредимы; Дана, оторвав крышку у корзины, вытащила щенков и расположилась с ними тут же, на волокуше.

Первое, что Лесли сделала, это напилась — вволю, от души. Плеснула воды на ладонь, смыла с лица пот; работы ей предстояло много, а отдых — еще не скоро. Напоить Джедая не удалось — он по-прежнему был без сознания.

Освободив от мешков волокушу, она втащила на нее его неподъемно тяжелое тело и перевалила набок; привязала руки за запястья к оглоблям, а согнутые в коленях ноги — к деревянной перемычке. В этом положении ему и предстояло ехать — класть его на спину нельзя было из-за ран.

Мешки она навьючила на одну из лошадей, оглобли волокуши привязала к стременным ремням другой. Напоследок оглянулась на лежавшую на дне лощины мертвую собаку и со вздохом отцепила навьюченную на лошадь саперную лопатку. Почва здесь песчаная, похоронить будет нетрудно.

Всю дорогу Лесли преследовало жуткое видение: лошадь ни с того ни с сего взбрыкивает, она вываливается из седла, и обезумевшая скотина уносится прочь, волоча за собой беспомощного Джедая.

С лошадями она более-менее умела обращаться, но всегда старалась держаться от них подальше. Это пошло еще с детства, после рассказа мамы о том, как когда-то ее укусила лошадь — длинный изогнутый шрам на маминой руке выглядел очень впечатляюще.

Но эти крапчатые лошадки вели себя вполне прилично: неторопливо трусили в ту сторону, куда она их направляла, не пытались ни брыкаться, ни кусаться, и даже не особо шарахались от бегущих вокруг собак. Лишь поначалу, когда Лесли навьючивала одну из аппалуз, та здорово ее напугала, внезапно подтолкнув мордой и фыркнув в ухо, но, похоже, это был жест дружелюбия.

Следующий овраг попался только миль через пять, но зато — удача! — с водой. Ручей был хоть и неширокий, но полноводный и бурливый, даже кусты ивняка по берегу кое-где росли.

Минут десять она ехала вдоль обрыва, пока не обнаружила место, где овраг расширялся, образуя внизу ровную площадку, после чего, натянув поводья, спрыгнула с седла. Собаки тут же разбежались по берегу, ища спуск, и через минуту снизу донесся плеск и мокрые шлепки.

Мешки Лесли просто покидала вниз. Куда труднее оказалось спустить Джедая. Всего на каких-то семь футов, но в одиночку сделать это оказалось непростой задачей. Невозможно было объяснить лошади, что она должна медленно пятиться, приходилось вести ее за уздечку — в результате Лесли не могла видеть, что творится внизу, куда съезжала привязанная на длинной веревке к седлу волокуша.

Поэтому спуск выглядел так: два коротких шажка назад, команда «стой!» (понимала ли ее лошадь, неизвестно, но останавливалась), пробежка до обрыва, прыжок вниз (сдвинуть оглобли волокуши, чтобы не встала вертикально и не перевернулась), карабкание наверх, возвращение к лошади и еще два шажка назад.

Когда волокуша наконец легла на площадку, Лесли была мокрой от пота.

Перед тем, как отпустить лошадей, она отблагодарила их единственным доступным способом: поставила на землю большую миску и вылила туда две фляги воды. Обычно такой порции хватало, чтобы напиться дюжине собак — лошади же высосали ее в минуту. Лесли еще раз убедилась, что, отказываясь от них, поступает правильно: пьют они все-таки ужасно много. Поэтому, наполнив миску вторично, она расседлала лошадей, сняла с них уздечки и сказала:

— Все. Больше у меня для вас ничего нет.

Аппалузы смотрели серьезно, даже обиженно, словно и впрямь что-то понимали.

— Уходите, — повысила она голос, хлопнула в ладоши: — Все!

Лошадки переглянулись, дружно развернулись и двинулись на юг. Постепенно рысца перешла в легкий скользящий галоп, и спустя минуту на горизонте виднелись лишь две уносящиеся все дальше светлые тени.

Пулю из ягодицы удалось извлечь с первого раза. Лесли возблагодарила Господа, что Джедай без сознания — иначе при этой жестокой операции его не смогли бы удержать и десять человек.

Дав немного стечь крови, она вытерла рану и плеснула на нее самогонки, после чего прилепила к раненому месту сложенную в несколько раз чистую тряпицу. Прилепила изолентой — что поделать, за долгие годы даже запечатанный лейкопластырь терял свои клеющие свойства, изолента же по-прежнему оставалась липкой.

Рана на затылке потребовала куда больше времени и сил. Прежде всего пришлось осторожно, по прядке состричь закрывавший ее колтун из запекшейся крови и волос, и лишь после этого Лесли добралась до самой раны.

Повезло Джедаю, конечно, сказочно: каких-нибудь полдюйма в сторону — и череп разлетелся бы в куски. А так пуля лишь скользнула по нему, оставив сочащуюся кровью борозду, на вид жутковатую, но для жизни не опасную.

Хотя «повезло» — это еще как посмотреть. Наверняка бедняга заработал сотрясение мозга — а что если он в результате позабудет даже ту малость, которую выучил за эти месяцы?!

Как бы то ни было, волосы вокруг раны пришлось выстричь, а саму рану зашить. После чего, наложив на шов примочку из отвара ромашки, Лесли замотала Джедаю голову бинтом и удовлетворенно кивнула самой себе:

— Пожалуй, все!

Хорошо бы его еще напоить — про такой кровопотере нужно много пить. Но как это сделать, если он без сознания?

Подсунув руку ему под щеку, Лесли приподняла его голову и поднесла к губам горлышко фляги.

— Джедай! Джедай, ну пожалуйста!

Честно говоря, она не ждала, что он очнется — если уж не пришел в себя, когда она ковырялась в его ранах. Но глаза Джедая вдруг открылись — странно, непривычно темные и блестящие; голова едва заметно качнулась, губы разомкнулись, выдохнув всего одно слово:

— Джед…

— Что?! — Лесли не поверила своим ушам, рука от неожиданности дрогнула, плеснув ему в рот изрядную порцию воды. Сначала он поперхнулся, но потом сглотнул и глаза медленно закрылись.

— Эй! — нетерпеливо воскликнула она, встряхнув его за плечо. — Эй!

Но он уже снова отключился.

Больше до самой ночи Джедай так и не пришел в себя. Поначалу Лесли подходила к нему через каждые несколько минут, потом реже: бесполезно, все равно натыкаешься на одно и то же — неподвижное лицо и закрытые глаза.

До сих пор не верилось, что он что-то произнес. Если бы другой человек ей об этом рассказал, она бы подумала, что он ослышался, но сама-то она ослышаться точно не могла!

Джед… интересно, это его имя, или он просто попытался вслед за ней повторить «Джедай»?