Шаман хохотнул и снова ударил себя по бедрам.

– Ну точно, болван, – проговорил он.

Остальные закивали, тихо посмеиваясь. Я зарычал и стал пятиться к воде.

Главный шаман, видя начало побега, замахал руками, предлагая подождать, и сказал так громко, что я вновь остановился:

– Если оставишь в Абергуде, ее отдадут Ильве. Вот все, что могу сказать.

– И что? – спросил я раздраженно.

– Ничего, – ответил он и пожал плечами. – Просто опять потеряешь принцессу.

– Да вы издеваетесь, – вырвалось у меня. – Какая разница, где будет? Главное, чтоб жива и здорова.

Стайка светляков пронеслась мимо и насыпала блестящей гадости на плечо. Я смахнул пыль, но ее так много, что размазалась. Теперь плечо сверкает, как эльфийский глаз.

– Зная нежить, – проговорил главный задумчиво, – быть живым и здоровым не одно и то же.

Я раздраженно лязгнул зубами, худосочный шаман глянул так, что ощутил запах паленой шерсти. Пришлось сделать вид, что успокаиваюсь. Он вновь опустил взгляд в огонь.

В голове забегали неприятные мысли, обычно их быстро прогоняю. Но сейчас липнут как банные листы. Самая главная светится в середине, даже черты видно: рыжие волосы и голубые глаза.

– Знаете, почтенные шаманы, – сказал я, в этот раз твердо намереваясь уйти. – Если сию минуту отпустите, соглашусь вызволить принцессу. За избавление от заклятья спасибо, но пора идти.

Главный шаман махнул рукой, показалось, в воздухе мелькнуло огромное черное крыло.

– Иди, – сказал он. – И вот это возьми. Поможет в самый нужный момент. Думаю, поймешь, какой. Чутье у тебя ворговское.

Он протянул мне крохотный мешочек на веревочке. Я сморщился, но взял. По весу легкий, на ощупь – что‑то сухое и сыпучее.

Нацепив веревочку на шею, развернулся, взгляд снова уставился на воду. Хотел нырнуть, но из‑за спины раздался глухой голос, похожий на переворачивающиеся камни:

– Не спеши.

Послышался утробный рокот, вода в озере забурлила. Через несколько мгновений из глубины поднялась узкая дорожка и поползла куда‑то в деревья.

– Топай посуху. Не оглядывайся.

– Почему? – спросил я через плечо.

– Будешь много вопросов задавать, к принцессе не успеешь, – ответил глухой голос.

Не желая гневить шаманов, я осторожно ступил на новоявленную тропу. Она и правда оказалась сухой и твердой.

Деревья двинулись навстречу мшистыми гигантами, думал – сейчас будет время поразмыслить, обдумать спасение принцессы и дорогу до горы Ир.

Но все резко дернулось, мир понесся навстречу, словно я все еще нахожусь в мире духов, а ноги способны шагать на несколько верст. Перед глазами замельтешили полоски, деревья и кусты слились в сплошную темную массу.

Спустя несколько секунд за спиной громко хлопнуло. Мельтешение прекратилось, я обнаружил, что стою посреди равнинной топи, над лужами клубится зеленовато‑серый туман. Из камышей доносится кваканье, капли с тихим бульканьем падают в воду. В кустах клюквы что‑то настойчиво чавкает и сопит.

– Кончилось шаманство, – проговорил я себе. – Снова болото.

Солнца, как и прежде, не видно, но чую – высоко. Даже нет. Ровно там же, где и было, когда только вошел в шаманскую рощу.

Запоздало дошло: пока был у шаманов, время не двигалось. А может, двигалось, но я был вне времени.

Я отряхнулся, на всякий случай осмотрел себя, мало ли, какой дрянью обсыпали. Штаны затянуты замысловатым ремнем, ноги босые, торс голый, на лохматой груди болтается мешочек.

В голове носятся заумные речи шаманов. Мысли об Ильве и принцессе давят на виски.

Тряхнув головой, я зарычал и втянул промозглый воздух болот. Словно мне в помощь налетел легкий ветерок, пространство впереди на несколько мгновений расчистилось. Буквально в нескольких шагах разглядел человеческую голову, торчащую из топи.

Паренек зим семнадцати на вид медленно погружается в трясину. Молчит. Знает, что в такой глуши на помощь никто не придет. Черная жижа облепила шею и медленно, но верно поднимается выше.

– Эй! – крикнул я, мысленно ругая себя, что снова лезу не в свое дело. – Держись! Я сейчас.

Его глаза повернулись в мою сторону, ресницы захлопали, словно у дочки сыровара, но голова осталась неподвижна. Вероятно, тонет уже долго, пленка из ряски и кувшинок почти нетронута, что означает медленное погружение. Выбраться не пытался, чтобы еще больше не завязнуть.

Я осторожно спустился к трясине, когда под ногами предательски чавкнуло, остановился и на всякий случай уцепился пальцами за молоденькую иву.

– Ты не сможешь, – прошептал парень бледными губами.

– Это еще почему? – спросил я, шаря взглядом в поисках палки.

– Ноги запутались в водорослях, – ответил он. – Держит крепко.

Пытаясь вглядеться в затянутую ряской воду, я задумчиво произнес:

– Думаешь, водоросли?

Лицо парнишки стало еще бледнее, в глазах мелькнула безнадежность.

– Стараюсь не думать… – еле слышно прошептал он.

Я промолчал. На глаза попалось подходящее деревце, не тоненькая ива, а вполне себе береза, ровная и крепкая. Мощным рывком выдернул ее из почвы вместе с корнями, конец осторожно опустил в трясину.

– Хватайся и держись крепко, – приказал я, а сам уперся ногами в почву.

Долго пытался сдвинуть паренька с места, на лбу выступил пот, а парень все еще в болоте. Я поплевал на ладони и снова ухватился за деревце. Спустя вечность парень медленно пополз вверх.

– Ай‑яй! – завопил он.

– Что такое? – не понял я.

– Ноги тянет, – произнес он обреченно. – Не пускает.

Я выругался под нос, но парень услышал, сделал скорбную физиономию, словно это может помочь.

– Да что за дрянь! – рявкнул я. – Не иначе утопленник держит.

Парень икнул, бледные губы что‑то зашептали, прислушался – молитва. Мимо него с довольным видом проплыла лягушка, за лапами закручиваются тонкие бурунчики, ряска тянется следом. Она стукнулась мордой о лист кувшинки, растение колыхнулось от непомерной массы. Когда лягушка вскарабкалась на лист – опасно прогнулось в середине. Круглые глаза с равнодушием уставились на паренька.

В голове понеслись мысли, одна другой хлеще. Самые недостойные отогнал, безумные отмел, когда выбросил бесполезные – осталось пусто, как в заброшенном колодце.

– Слышишь, кикимора! – заорал я в воду. – Ты там? Знаю, что там. Вылезай, поговорим.

В глубине что‑то шевельнулось, блестящая пленка торфа пошла пузырями, ряска расползлась, через секунду в невидимую грань уткнулось синекожее лицо с широким ртом. Глаза круглые, как у жабы, зрачки мутные, волосы маленьким облаком окутали голову.