Таня обернулась и увидела их. Высокие, широкоплечие, в льняных одеждах, похожие одновременно и на пациентов клиники, и на ветхозаветных пастухов. В груди возникло неприятное, тянущее ощущение, она бросила взгляд на лес – по правую руку от нее было картофельное поле, а за ним – частокол сосен. Гарин заметил ее замешательство и замолчал, словно давал ей время, чтобы обдумать и решиться – бежать или нет.

Она услышала шум – что это за звук? Волны? Стала оглядываться.

– Вы тоже слышите, да? – сказал Гарин. – В этом месте всегда так, ветер в соснах похож на прибой. Люблю сюда приходить.

Таня смотрела на опушку, пыталась подсчитать, успеет ли – и если да, что дальше? Гарину за шестьдесят, он выглядит неплохо, и все же. А эти двое? Как быстро бегают они?

Гарин молчал, а она перебирала варианты: газовый баллончик остался в бардачке машины, в кармане – только мелочь. Если швырнуть ему в морду горсть монет, сколько секунд она выиграет?

– А ведь мне казалось, что я умнее их, что я все просчитал. Что я смогу изучить их, обхитрить – я же ученый. Не только язык, но и прошлое они считали своей собственностью. Все, что принадлежит рифу, должно остаться на рифе. Включая язык племени и их имена. – Он помолчал, затянулся. – Я изучил все их табу. И когда меня вели к месту казни, у меня уже не было выбора. Имена предков. Произнести их вслух – это одно из самых страшных табу. А я их знал. Имена. Мне удалось разговорить пару туземцев. У меня были с собой, скажем так, вещества. Алкоголь на всех влияет по-разному: кого-то клонит в сон, кого-то веселит, кому-то развязывает язык. Я знал имена их предков и полагал, что если просто подтолкну, совсем чуть-чуть, столкну их друг с другом, то у меня будет время, будет шанс убежать. Я знал, что если озвучу имена, то некоторые из них не вынесут оскорбления и убьют себя. Но какая разница, правда? Моя жизнь в обмен на их жизни. Кто думает о таких мелочах перед казнью?

Небо нервно полыхало закатом. Ландшафт впереди резко обрывался вниз. Они шли к яме. Чуть ближе и Таня поняла – это овраг. Огромный, глубокий, с крутым уклоном.

– Они не оставили мне выбора, понимаете? Целый народ вырезал сам себя из-за того, что один чужак произнес несколько запретных слов. Мы с вами сейчас в очень сложном положении. Двадцать с лишним лет назад я пришел на чужую землю и все испортил. Теперь все повторяется. Только сейчас на чужую землю пришли вы.

Таня остановилась. Он обернулся на нее.

– Ну что же вы? Пойдемте.

Она покачала головой и сделала пару шагов в сторону леса – в голове только одна мысль: как же я влипла. Гарин бросил взгляд на своих помощников позади и улыбнулся.

– Куда вы меня ведете?

– Покажу вам кое-что.

– Что?

– Это надо увидеть.

– Где мама?

– С ней все в порядке.

– Где она?

– Скоро будет.

– Я не пойду дальше. Скажите, где она.

– Мы, собственно, к ней и идем.

Гарин усмехнулся, сигарета торчала из уголка рта, он выдыхал дым. Таня прикидывала шансы. Бить надо в пах или в кадык, если зажать ключи между пальцами и целиться в глаза, то шансы есть. Похоже, Гарин заметил ее преображение, почувствовал решительность и выразительно посмотрел ей за спину, на этих своих – кто они ему?

– Я хочу вернуться назад, – сказала она.

– Сначала нужно дойти до оврага. А потом повернем назад.

– Я вам не верю.

Он пожал плечами.

– Вы, конечно, можете сейчас дернуть в сторону леса, но это будет большой ошибкой.

Вдали на дороге возникли два ореола света. Фары. Автомобиль приближался, и на секунду Таня позволила себе чуть расслабиться. Затем разглядела машину – это был «Поло». Ее «Поло». Машина приближалась и уже сбавляла ход. Таня бросила взгляд в сторону оврага. До него метров пятьдесят. Меньше всего они ждут, что она побежит к нему.

И она побежала.

Остановилась на краю и замерла. Это была низина, нечто вроде карьера, и в самом центре люди в льняных одеждах собирали что-то из дерева – какую-то сцену.

Гарин неторопливо шел к ней, костяной нож он уже убрал в карман.

– Что такое? – спросил он. – Вы выглядите разочарованной, – подошел к краю, посмотрел вниз. – Вы как раз вовремя приехали, сегодня важный день. Радения. И ваша мама участвует.

«Поло» подъехал и остановился, из машины вышел еще один из «братьев» и оставил дверь открытой.

– Вы всех гостей так встречаете? – спросила Таня.

– Как?

– Запугиваниями.

– Ну что вы, право, какие запугивания. Просто показываю свои владения. Вы ведь за этим приехали, хотели узнать, как мы тут живем, – голос его изменился, теперь он звучал хрипло и устало. – Знаете, почему кахахаси держали в тайне имена отцов? Они верили, что прошлое – это оружие. Обоюдоострое. Однажды я уже порезался об него. Поэтому и создал «Чащу». Чтобы люди могли прийти сюда закопать свое прошлое, освободиться. – Минуту он в задумчивости смотрел на овраг, потом махнул рукой в сторону машины. – Вы можете ехать, вы свободны. Никто вас не тронет, даю слово. Но мое предложение в силе: если хотите снять о нас кино – то было бы нелепо снимать его без нашего участия.

Первым порывом Тани было тут же рвануть к «Поло» и заблокировать двери, но она сдержалась. Посмотрела Гарину в глаза.

– Я так и не увидела мать.

Он чуть улыбнулся, как будто поразился ее дерзости – разглядывал ее с интересом: вот, мол, дурочка, ты же сейчас в полной моей власти, я тебя отпускаю, а ты еще что-то требуешь.

– Здесь никого не держат силой. Каждый может прийти в «Чащу» и пожить здесь, если согласится соблюдать наши нехитрые правила. Вот, спросите у Семена. В прошлой жизни он был журналистом, пришел к нам, чтобы сделать материал для газеты, но проникся нашей философией жизни и решил остаться. И уже год он один из нас.

– Лучший год в моей жизни, – подал голос один из «братьев».

– Давайте сделаем так, – сказал Гарин, – я выделю вам хижину, и вы проведете у нас пару дней, посмотрите, как все устроено, пообщаетесь с матерью, и, если не понравится и вы почувствуете, что ей здесь плохо, – он развел руками, – значит, так тому и быть, я не буду препятствовать. У нас тут полная свобода.

Предложение показалось ей разумным, и она едва не согласилась, но тут же напомнила себе, с кем имеет дело.

– Хорошее предложение, – сказала она, делая шаг к машине, – я обдумаю его дома. Сегодня, к сожалению, никак не могу остаться, поздно уже, на работу завтра.

Она ждала, что ей преградят путь, но нет – ей дали сесть в машину и завести мотор. Минуту она смотрела на стоящих в свете фар сектантов, затем услышала грохот – бум-бум-бум-бум – ритмичный и гулкий – и сперва подумала, что это стук в двигателе. Но нет – звук доносился издалека – из карьера.