— Таким образом, это составит пять тысяч стодолларовых банкнот и десять тысяч пятидесятидолларовых. Пункт второй: банкноты должны быть сложены пачками по двести штук в каждой, перевязаны толстой резиновой лентой вдоль и другой лентой — поперек пачки. Как поняли?

— Пять тысяч сотенных, десять тысяч полусотенных, в пачках по две сотни штук, перевязанных вдоль и поперек резиновой лентой.

— Пункт третий: все банкноты должны быть старыми, номера серий случайными. Как поняли?

— Все банкноты старые, — сказал Прескот, — и номера серий не должны идти подряд.

— Вот и все. Когда деньги доставят, вы снова свяжетесь со мной для получения дальнейших инструкций.

Прескот связался с поездом Пелхэм Час Двадцать Восемь.

— Я все понял из ваших повторений, — сказал заместитель главного инспектора, — и сообщение уже пошло наверх.

Но Прескот повторил все снова — на тот случай, если главарь бандитов прослушивает разговор. Скорее всего, у тех не было особых возражений, что полиция их слушала, но не следовало давать им лишний шанс для претензий.

Заместитель главного инспектора приказал:

— Свяжитесь с ними снова и постарайтесь выиграть для нас дополнительное время.

Прескот вызвал ПелхэмЧас Двадцать Три, и когда главарь ответил, сказал:

— Я передал ваши инструкции, но нам нужно больше времени.

— Сейчас два часа сорок девять минут. У вас двадцать четыре минуты.

— Будьте же благоразумны, — взмолился Прескот. — Деньги нужно пересчитать, сложить в пачки, доставить... Это просто физически невозможно.

— Нет.

Жесткий неуступчивый голос на мгновение обескуражил Прескота, заставив ощутить собственную беспомощность. В другом конце комнаты Коррел яростно что-то кричал, пытаясь разогнать образовавшуюся пробку. Такой же подонок, как и террористы, — подумал Прескот, — его интересует только то, чем он сам занимается, а на пассажиров ему плевать. Он успокоился и вернулся к пульту управления.

— Послушайте, дайте нам ещё пятнадцать минут. Какой смысл убивать невинных людей, если в этом нет никакой необходимости?

— Невинных людей не бывает.

О, Господи, — подумал Прескот, — он просто ненормальный.

— Пятнадцать минут, — повторил он. — Стоит ли убивать всех этих людей ради пятнадцати минут?

— Всех? — В голосе главаря звучало удивление. — Если бы вы нас не заставили, мы вообще никого не стали бы убивать.

— Конечно, не стали бы, — согласился Прескот и подумал: это первая человеческая или почти человеческая эмоция, прозвучавшая в ледяном голосе. — Так что дайте нам ещё немного времени.

— Потому что если мы убьем их всех, — холодно продолжил голос, — то лишим себя средства давления. Но если мы убьем одного, двоих или даже пятерых, в наших руках их останется ещё достаточно. По истечении назначенного срока вы станете терять по одному пассажиру в минуту. Больше я ничего обсуждать не намерен.

Оказавшись на грани отчаяния, Прескот готов был пойти на любое унижение, но понимал, что лишь столкнется с неумолимой волей. Поэтому, изо всех сил стараясь справиться с голосом, он переменил тему:

— Вы позволите нам забрать начальника дистанции?

— Кого?

— Человека, в которого вы стреляли. Мы хотим послать санитаров с носилками и забрать его.

— Нет. Этого позволить мы не можем.

— Может быть, он ещё жив. Возможно, он страдает.

— Он мертв.

— Почему вы так уверены?

— Он мертв. Но если вы настаиваете, можем всадить в него полдюжины пуль, чтобы избавить от страданий. Если он действительно страдает.

Прескот оперся обеими руками на пульт управления и медленно склонил голову. Когда он снова её поднял, глаза его были полны слез, и он не мог сказать, чем они вызваны: яростью, жалостью или какой-то жалящей душу комбинацией обоих этих чувств. Потом достал носовой платок, по очереди по очереди промакнул глаза, позвонил заместителю главного инспектора и безразличным тоном доложил:

— Никакого продления. Категорический отказ. Он будет убивать по одному пассажиру за каждую минуту задержки. Так было сказано.

Заместитель главного инспектора тем же безразличным тоном заметил:

— Полагаю, это просто физически невозможно.

— Три тринадцать, — напомнил Прескот. — Потом каждую минуту мы начнем терять по пассажиру,

Френк Коррел

Торопливо мотаясь от пульта к пульту, Френк Коррел ломал голову в поисках способа спасти линию от полного паралича.

Поезда, которые должны были следовать по линии Лексингтон-авеню от пересечения Дайр-авеню и Восточной сто восьмидесятой улицы в Бронкс он направил по линии Вест-сайда в сторону пересечения Сто сорок девятой улицы и Гранд-конкур.

Поезда, которые уже прошли к югу от Сто сорок девятой улицы на центральной станции переключили на линию Вест-сайда.

Некоторые поезда, оказавшиеся к югу от Четырнадцатой улицы, отправили в Бруклин; другие направили по кольцу вокруг Сити-холла или южного парома, а оттуда к северу в сторону станции Боулинг-грин, где они и начали накапливаться.

Автобусы фирмы "Мабстоа" мобилизовали для перевозки пассажиров на другие линии в средней части города.

Переброска поездов в сторону Вест-сайда потребовала чрезвычайных предосторожностей, чтобы не парализовать и эту линию.

Эта судорожная импровизация в конце концов позволила избежать катастрофической остановки движения.

— Как почта должна всегда работать, — прокричал Френк Коррел, — как снег всегда должен идти, так и железная дорога должна всегда действовать.

Мюррей Лассаль

Перепрыгивая сразу через две ступеньки шикарной лестницы, Мюррей Лассаль вбежал в спальню мэра. Тот лежал ничком, пижамные штаны были спущены, голый крестец торчал кверху, и врач примеривался, чтобы сделать укол. Зад был приятно округлый, практически без волос, и Лассаль подумал, что если бы мэров выбирали по красоте их задниц, Его Честь правил бы вечно. Доктор всадил иглу, мэр застонал, перевернулся и подтянул спущенные штаны.

— Сэм, вылезайте из постели и одевайтесь, нужно ехать в центр.

— Вы не в своем уме, — возмутился мэр.

— Это не подлежит обсуждению, — присоединился врач. — Просто смешно.

— Вас никто не спрашивает, — осадил его Лассаль. — Политические решения здесь принимаю я.

— Его Честь — мой пациент, и я не разрешу ему вставать с постели.

— Ну, ладно, я найду врача, котрый это разрешит. Вы уволены. Сэм, как зовут того студента-медика в больнице Флауэр? Того, которому вы помогли поступить на медицинский?