Осёл! Идиот! Дебил! Просто конченый кретин!

Я же видел, что она пьяна. Что печень ещё не справлялась: хватило одного глотка, чтобы опьянеть. Знал, насколько уязвима. Понимал, как зависима от меня, моего настроения, от ситуации в целом. В каком она эмоционально нестабильном состоянии. Но всё равно позволил себе зайти так далеко.

Я зарычал и снова ударил кулаком в стену.

Равнодушно посмотрел на потёкшую по пальцам кровь.

Каким чудом она вообще держится, эта хрупкая девочка? Отец в хосписе и надежды нет. В квартире нищета. Вроде всё чистенько, покрашено, сложено, убрано, но так скромно, что у меня сердце болит до сих пор. Особенно когда я увидел диагноз на выписке из больницы, а потом счета за хоспис, специальное питание, памперсы, лекарства и квартиру, а из одежды одни фирменные футболки да пару платьиц. Она вообще ест? То, что плохо спит, я уже понял. Но хотя бы ест? Она же потому и светится насквозь, что элементарно недоедает. И при этом ещё учится, работает и умудряется не унывать.

 Мой тощий боевой крольчонок. Нет, мой элитный боец! Таких как она… да одна, чёрт побери! Одна она. Единственная. Такая. Та самая. Та, что не отступила, пробилась даже сквозь мою броню и ещё нашла в себе силы протянуть мне руку помощи, великодушно поблагодарить и простить. За всё.

Я хотел сделать для неё хоть что-то хорошее, когда поехал за её вещами. И теперь меня ломало, корёжило, крючило и раздирало на части. Нет, не от жалости. Хотя мысль просто пойти и оплатить её счета — была самой первой и самой глупой. Если я хочу потерять её навсегда — отличное решение. Оскорбить, обидеть, заставить быть мне должной и унизить милостыней. Но я понятия не имел как предложить ей помощь. Этому гордому крольчонку.

Но главное, я не знал, как теперь защитить её от себя.

Потому что я — её основная опасность. Я, заболевший ей настолько, что не знаю, как отпустить. Готовый пожертвовать своим одиночеством. Забывший с ней про боль, страх, стыд. Первый раз в жизни забывший, что такое жажда.

Когда вчера, подминая её под себя, я предвкушал момент, когда ей овладею, то хотел только одного — овладеть. И ничего больше.

Проклятье! Я упёрся лбом в холодную стеклянную стену.  

Я не хотел крови. Я даже не вспомнил. Я был с ней, потому что хотел быть с ней. «На ней», «в ней», «под ней» — как угодно. Только она и всё.

Никаких других причин.

Она что-то пошатнула во мне. Что-то незыблемое. Мою сущность, злого идола, жажду. Она заставила меня сомневаться: а так ли уж я любил жену или я любил то, что она мне давала. Потому что сейчас всё изменилось.

И этому, конечно, должно быть логическое объяснение, которое я истово искал в её крови. Но даже сейчас её крови, вообще крови, любой, я не хотел. Хотя меня трясло. И последние две капли у меня во рту — эти были две капли именно её крови. Две, мать его, капли! И это не метафора. Это количество, которого мне едва хватило размазать по языку.

Но жажды не было.

Изболелась душа. Изнылось в груди. Но никогда я не чувствовал себя больше человеком, обычным нормальным человеком, как с этим порванным в лохмотья нематериальным составляющим личности, истрёпанным как старая книга.                 

Я опёрся на толстое стекло и, заставив себя сделать несколько шагов до кабинета, упал в кресло.

 — Ну что тут у нас? — дёрнул я «мышь», привычно прижав палец к сканеру отпечатка.

«Привет. Конечно, нет. Очень рад, что ты написала» — светилось на экране сообщение, полученное от контакта «Валя».

И это был телефон Ники. Ники, твою мать!

Я подпрыгнул в кресле и чуть не врезался я лбом в экран. Что?!

«Валя» — «рад»? А я, идиот, прочитал только её свежую переписку, и переписку с контактами мужского пола. И ведь расслабился: обсуждались исключительно рабочие или учебные моменты. И хоть жопой чуял неприятности, решил, что смутилась Ника потому, что искала информацию на мою жену, как показала история запросов её браузера.

Рано я расслабился.

Ты вообще кто такой? Всматривался я в невнятную фотку мужика в кепке на аватарке. Прокрутил их короткую переписку на начало.

И пульс опасно набирал обороты с каждым новым прочитанным сообщением.

Сначала простое бла-бла-бла. Мужик весь такой вежливый, деликатный. Наделал комплиментов, наговорил приятных слов. Я удивился, что она его сразу не послала — мало ли кто там шляется в сети.

Но нет, они мило поболтали обо всём на свете.

И опять поболтали.

И на следующий день снова поболтали.

А потом он начал задавать ей вопросы о сексе и девственности. И я пророс.

«Значит, хочешь, чтобы первый раз был с опытным мужчиной? С таким, который мог бы хорошо заплатить?»

«Да»

«Один мой хороший знакомый ищет девственницу. Я показал ему твои фотки на сайте. Он готов рассмотреть варианты, но без сайта»

«Почему?»

«Потому что он заплатит больше. Сколько бы тебе ни предложили, больше. А на сайте комиссия и своими данными надо светить. Ну ты понимаешь. А он женат».

Что, блядь, за сайт? Что это вообще за нахуй?

Я двумя руками схватился за голову, когда ёбаный Валя объяснил зачем это ему.

«Ты мне очень запала как человек. Не хочу, чтобы ты попала в плохие руки. Хочу помочь, раз уж ты так сама решила — продать девственность. Хоть буду знать кто тебя её лишит. Обязательно поговорю с ним, чтобы всё прошло аккуратно, вежливо и не больно)»

А потом он озвучил начальную сумму. Триста пятьдесят тысяч.

Но она прислала скрин, где ей предложили пятьсот.

И только что, вот прямо сейчас ответила, что она согласна.

Пиздец!

Я ударил лбом о стол. Потом ещё пару раз, пока думал.

А потом схватил ключи от машины и выбежал на улицу.

— Да открывай ты уже! — долбился я кулаком в дверь. — Олег! Открывай!

И когда я уже подумал, что перепутал адрес и полез смотреть правильно ли запомнил, где этот дурень снял квартиру, когда ушёл от жены, замок наконец щёлкнул.

— Алан? — всклокоченный помятый детектив, почёсывая волосатую грудь, непонимающе пялился на меня сквозь щёлки опухших глаз.

— Спасибо, что в трусах, — оценил я наспех натянутые наизнанку боксёры. — Вижу всю ночь плакал? — пройдя по прокуренному, провонявшему перегарищем помещению, распахнул я настежь окно. И швырнул сонно замычавшей под одеялом девице поднятую с пола тряпку. Двум девицам. — Одеваемся, девочки! И на выход с вещами. Банкет окончен.

— А ты что его папа? — нехотя вылезла из-под одеяла одна из них.

— Нет, я сейчас твой папа, — покачал я головой, примерно оценив по торчащим девчоночьим сиськам, что ей не больше восемнадцати, и укоризненно посмотрел на Шерлока.