– Временно. Каждая женщина должна совершить однуматримониальную ошибку. Но зачем тянуть? Спектакль уже обкатан в провинции,пора показать его в столице, в Вест-Энде.[71]

– Ты и есть этот самый Вест-Энд?

– Несомненно.

– И ты действительно хочешь на мне жениться? Я как-тоне представляю тебя женатым.

– А я просто-таки настаиваю на женитьбе. Внебрачныесвязи совершенно вышли из моды. Трудности с паспортами, с гостиницами и прочим.Я никогда не сделаю женщину своей любовницей, разве что не смогу добиться ееникаким другим способом.

Джина звонко рассмеялась.

– Ты умеешь быть забавным, Алекс.

– Это мой главный козырь. Стивен гораздо красивее меня.Он очень красив и очень страстен, и женщины это, конечно, обожают. Но в домашнембыту страстность утомительна. Со мной, Джина, жизнь будет занимательной.

– Почему ты не говоришь, что безумно меня любишь?

– Даже если и так, я тебе этого не скажу. Это было быочко в твою пользу. Нет, все, на что я готов, – это сделать тебепредложение, очень трезвый шаг с моей стороны.

– Надо будет подумать, – улыбаясь, сказала Джина.

– Само собой. Сперва ты должна положить конец мучениямУолли. Я очень сочувствую Уолли. Какое это, наверное, мучение – быть женатым натебе, влачиться за твоей колесницей и задыхаться в этой гнетущей атмосфересемейной филантропии.

– Ну и скотина ты, Алекс!

– Очень проницательная скотина.

– Иногда, – сказала Джина, – мне кажется, чтоУолли ни капельки меня не любит. Он меня просто перестал замечать.

– Ты тычешь в него палкой, а он никак не реагирует?Конечно, досадно.

Джина размахнулась и влепила звонкую пощечину в гладкую щекуАлекса.

– Прямое попадание! – крикнул Алекс.

Быстрым и ловким движением он схватил ее в объятия. Преждечем она могла воспротивиться, его губы прильнули к ее губам в долгом истрастном поцелуе. Она рванулась, но потом затихла…

– Джина!

Они отпрянули друг от друга. Милдред Стрэт, вся красная,дрожа от негодования, грозно смотрела на них. Гнев так душил ее, что слова несразу вырвались наружу.

– Омерзительно!.. Омерзительно!.. Распутная девка!..Совсем как мать… Испорченная, распутная… Я всегда это знала… И не толькораспутница, а еще и убийца! Да, да, убийца!.. Мне кое-что известно!

– Что же вам известно? Что за нелепость, тетя Милдред!

– Слава богу, я тебе не тетя. Не родня. Да ты даже незнаешь, кто твоя мать и откуда она здесь взялась. Но ты хорошо знаешь, что залюди мой отец и моя мать. И кого они удочерили… Дочь преступницы илипроститутки. Такие уж они были. Но им следовало помнить, что яблочко от яблонинедалеко падает. Впрочем, раз ты взялась за яд, это уж твоя итальянская кровь.

– Как вы смеете так говорить?

– Буду говорить все, что хочу! Мою мать пытаютсяотравить, уж этого-то ты отрицать не можешь. А кто это делает, если не ты? Комупо смерти моей матери достанется огромное состояние? Тебе! И будь уверена,полиция все это учтет.

Все еще дрожа от гнева, Милдред быстро ушла.

– Патологический случай, – сказал Алекс. –Несомненно патологический. И весьма любопытный. Поневоле начинаешь думать, чтопокойный каноник Стрэт… То ли по религиозным соображениям… то ли из-заимпотенции…

– Фу, Алекс, не говори гадостей. Ох, как же я еененавижу! Ненавижу! Ненавижу!

Джина крепко стиснула руки и дрожала от ярости.

– Хорошо, что у тебя не было кинжала в чулке, – сказалАлекс. – Иначе милейшая миссис Стрэт узнала бы кое-что об убийстве с точкизрения жертвы. Успокойся, Джина. Не надо мелодрамы, мы ведь не персонажиитальянской оперы.

– Как она смеет говорить, что я пыталась отравитьбабушку?

– Милая, ведь кто-то действительно пытается ееотравить. А что касается мотива, то ты очень подходишь. Не правда ли?

– Алекс! – Джина в ужасе смотрела на него. –Неужели и полиция так думает?

– Что именно думает полиция, узнать крайне трудно… Ониведь отлично умеют скрывать свои мысли. Они, знаешь ли, не дураки. А этонапомнило мне…

– Куда же ты?

– Обдумать одну идею.

– Ты говоришь, что кто-то пытался меня отравить?

В голосе Керри-Луизы звучало недоумение и недоверие.

– Понимаешь, – продолжала она, – я просто немогу поверить…

Она умолкла и полузакрыла глаза.

Льюис сказал с нежностью:

– Как я хотел бы избавить тебя от этого, дорогая!

Она рассеянно протянула ему руку, и он взял ее в свои.

Мисс Марпл, сидя рядом, сочувственно качала головой.

Керри-Луиза открыла глаза.

– Неужели это правда, Джейн?

– Боюсь, что правда, милая.

– Тогда все… – Керри-Луиза остановилась, потомпродолжала: – Я всегда думала, что могу отличить реальное от нереального… Этоне кажется мне реальным, однако это реальность… Значит, я ошибаюсь во всем… Нокто хочет так поступить со мной? Кому в этом доме нужна моя смерть?

В ее голосе все еще звучало недоверие.

– Я тоже не верил, – сказал Льюис. – Но яошибался.

– А Кристиан это знал? Тогда понятно.

– Что понятно? – спросил Льюис.

– Понятно его поведение, – сказалаКерри-Луиза. – Он вел себя очень странно. Был совсем не похож на себя. Всепорывался что-то сказать… но не говорил. Спросил меня, здоровое ли у менясердце. Не болела ли я в последнее время. Может быть, этим он хотел мне намекнуть.Но почему бы ему не сказать прямо? Когда говорят прямо, все гораздо проще.

– Он не хотел причинять тебе боль, Каролина.

– Боль? Но почему?.. Ах да, понимаю… – Ее глазаудивленно расширились. – Значит, ты веришь этому, Льюис? Но ты ошибаешься.Ошибаешься, уверяю тебя.

Муж избегал ее взгляда.

– Прости меня, – сказала миссис Серроколд немногоспустя. – Но я не могу поверить ничему из того, что происходит в последнеевремя. Что Эдгар стрелял в тебя. Что Джина и Стивен… И эта нелепая коробкаконфет. Господи, неужели все это правда?