– А вот и Софи, – представила ее мать. – Она так беспокоилась, ожидая встречи с вами, – Элизабет улыбнулась. – И я тоже. Мы понятия не имели, как вы отнесетесь к нам. Спасибо вам за доброту, – она переглянулась с дочерью и сказала ей что-то по-французски. Только Вероника поняла ее: Элизабет уверяла Софи, что гостьи не сердятся и что они очень милы. Потом Элизабет вновь обратилась к остальным:

– По-английски она говорит плоховато, – при этих словах Софи кивнула и стеснительно улыбнулась. Было трудно представить ее себе студенткой медицинского факультета – с виду ей было самое большее лет пятнадцать. – Она учится на педиатра.

Софи опять кивнула: она понимала, что говорит мать, но стеснялась говорить сама. Джой с дружеской улыбкой протянула ей руку. Со стороны Софи не чувствовалось никакой угрозы: она была юной, застенчивой и напуганной, и обе сводных сестры искренне сочувствовали ей.

– Привет, Софи, я – Джой. Я самая младшая, на три года старше тебя. Живу в Лос-Анджелесе.

Софи улыбнулась ей и кивнула.

– Я учусь в медицинском, – старательно выговорила она по-английски. – Хочу быть врачом, как мама.

– А я повар, – подхватила улыбающаяся Джульетта. – Живу в Нью-Йорке, готовлю сэндвичи и печенье… пироги, – добавила она, похлопав себя по бедрам, и все рассмеялись. – У меня своя булочная, мне двадцать восемь лет. А наша старшая сестра Тимми помогает бездомным, – она не знала, поймет ли Софи последнее слово, и Элизабет подсказала:

– СДФ[2].

– Тимми двадцать девять, она тоже живет в Нью-Йорке. И никто из нас пока не замужем, – коротко рассказав о себе и сестре, Джульетта добавила: – Ты очень похожа на нашего отца и на Тимми… и на меня, – и она погрустнела: – Только Тимми выше ростом.

Они поболтали еще несколько минут, потом Элизабет предложила всем чаю, но все отказались, и наконец, Вероника вмешалась и спросила Элизабет, не хочет ли она вместе с Софи и остальными осмотреть шато.

– Софи обязательно надо увидеть его, – негромко сказала она, и Элизабет согласилась с ней. Но Софи обратилась к сестрам, решительно качая головой.

– Шато де Бриз мне не нужен, – отчетливо выговорила она. – Для меня это слишком дорого.

– Для нас тоже, – заверила ее Джой. – Мы хотим продать его, но сначала осмотреть, чтобы оценить, в каком он состоянии.

Софи кивнула, все поняла и согласилась, и через несколько минут они вышли из дома. Элизабет решила съездить в шато вместе с ними, девочки предложили Софи место на заднем сиденье. Элизабет следовала за ними на своей машине, и пока они направлялись по хорошо знакомой дороге к шато, Веронике казалось, что она видит сон. Она только что познакомилась с одной из любовниц своего бывшего мужа, и теперь они ехали осматривать их старый шато, а внебрачная дочь Пола сидела между двумя его законными дочерьми. Невероятно. Но и Элизабет, и Софи оказались очень милыми. Несмотря на детское личико и робость, чувствовалось, что Софи умная и способная студентка. А ее мать достойно повела себя в щекотливой ситуации, в которой они все очутились. В начале романа с Полом Паркером Элизабет была немногим старше Софи и, должно быть, такой же наивной. Пол поступил некрасиво, добиваясь ее. В этом не могло быть никаких сомнений.

Машины обогнули последний поворот дороги, и впереди показался шато. На мгновение у Вероники перехватило дыхание: за прошедшие тридцать лет, с тех пор, как она по настоянию мужа купила этот дом, он ничуть не изменился: его элегантные и благородные контуры четко вырисовывались на фоне летнего неба, в окружении прекрасных старых деревьев. Дом был сложен из камня, его окружало еще несколько построек, и вскоре стало ясно, что все они настоятельно требуют ремонта. Живые изгороди вокруг шато недавно кто-то подстриг, хотя разросшиеся кусты возле коттеджа сторожа наводили на мысли о волшебной сказке. Все вышли из машин, и большой дружелюбный пес бросился к ним, виляя хвостом. Пожилой сторож с женой вышли из коттеджа, чтобы поприветствовать гостей. С виду супруги были настолько дряхлыми, что с трудом верилось, что они еще способны присматривать за домом, но старик оказался довольно бойким.

Вероника по-французски объяснила сторожу, кто они такие и зачем приехали, сказала, что это дети месье Паркера и что они хотят осмотреть дом. Сторож ответил, что ждал их: адвокат месье Паркера предупредил его заблаговременно письмом. Веронику сторож не узнал и не мог узнать: его наняли уже после того, как она перестала бывать в шато.

Сторож достал ключи, старинную связку на огромном кольце, и принялся отпирать массивную дверь, чтобы впустить гостей в дом. Вероника засмотрелась на стоящую поодаль конюшню, где когда-то держала верховых лошадей для дочерей. Сама Вероника, как и Пол, была хорошей наездницей и с удовольствием совершала верховые прогулки по окрестным полям и лесам.

Дверь скрипнула совсем как в фильме ужасов, старик распахнул ее пошире и сообщил Элизабет и Веронике, что его жена наводит порядок в доме раз в неделю – впрочем, Вероника этому не поверила, сразу же заметив во всех углах паутину, однако промолчала. На полу в холле была расстелена длинная обюссонская дорожка. Услышав подозрительный шум, Джульетта пригнулась и вскрикнула.

– Ах, черт! Здесь что, летучие мыши? – спросила она у матери. Остальные засмеялись.

– Вполне возможно, – ответила Вероника, – но днем летучие мыши спят.

Джульетта состроила гримасу ужаса, направляясь за сторожем в огромную гостиную. Вся мебель, накрытая чехлами, была на месте, шторы остались прежними, хоть и сильно выцвели. Два прекрасных обюссонских ковра хранились скатанными в рулоны, камин поражал размерами. Дом все еще был полностью обставлен. Сторож открыл ставни, и в комнату заглянуло солнце. Вероника убедилась, что она все еще великолепна, и вспомнила, как ее дочери играли здесь в детстве.

Почти в такой же просторной столовой за столом могло рассесться человек тридцать, далее располагались гостиные поменьше и библиотека, полная старых книг. В кухне, наследии минувших веков, сохранились большие железные чайники и круглый стол, за которым Вероника когда-то кормила детей.

По длинной элегантной лестнице все пятеро молча прошли наверх, к многочисленным прелестным спальням для гостей и большой хозяйской спальне, при виде которой на Веронику нахлынули мучительные воспоминания. Еще совсем недавно она думала, что здесь, в шато, они с Полом были счастливы, по крайней мере, большую часть времени, но теперь твердо знала, что это неправда. И живым доказательством тому были Элизабет и Софи.

Старомодные ванные комнаты выглядели изысканно. Всего на этом этаже располагалось шесть или восемь спален, а выше, под мансардной крышей с круглыми окнами «бычий глаз», – еще с десяток комнат поменьше, предназначенных для слуг. Сторож сообщил, что в цокольном этаже размещается большой винный погреб, кладовая, отопительный котел и место, где раньше подвешивали мясо для хранения.

Шато оказался менее ветхим, чем предполагала Вероника, но почти в каждой комнате она заметила следы протечек. Трубы здесь всегда представляли серьезную проблему, электропроводка не внушала доверия, пользоваться кухней в ее нынешнем состоянии было попросту невозможно: ее следовало полностью опустошить и оснастить заново. Сторож признался, что крыша протекает в нескольких местах, а прогнившие оконные рамы Вероника высмотрела сама. Работы предстояла уйма, и браться за нее не имело смысла. Девочки все равно не стали бы жить здесь. Несмотря на всю красоту, – а во многих отношениях шато был еще прелестнее, чем запомнилось Веронике, – трем молодым женщинам, ведущим активную жизнь и строящим карьеру, от такого дома не было ни малейшего толку. Не нуждалась в нем и Вероника, хоть и жила одна, вдобавок часть года проводила в Париже. Элизабет только качала головой, глядя по сторонам и восхищаясь размахом и великолепием шато: это было все равно, что прийти в музей. Софи с трудом сдерживала панику. Когда они спустились на первый этаж, Софи обратилась к сводным сестрам: