ты… — начинает он и мотает мокрой головой, словно не может подобрать слов. — У тебя удивительный талант делать мне сюрпризы.

Зрелище облепившей его тело рубашки с галстуком и прилипших ко лбу потемневших волос над сверкающими медовыми глазами завораживает меня своей шокирующей странностью. В самом деле, увидеть такого самоуверенного и властного мужчину принимающим ванну в деловом костюме — очень необычно.

Дико, и восхитительно.

Чувствую на своих бедрах шероховатое прикосновение его брюк под водой и волнующе упругое давление, значение которого ни с чем невозможно перепутать.

По красивым губам Царевичева проскальзывает понимающая усмешка, когда он замечает, как густо я краснею от осознания его сильной мужской реакции на мое тело. Он подгребает меня к себе плотнее и вдруг одним гибким умелым движением переворачивается. Я и глазом моргнуть не усеваю, как мы меняемся местами. И теперь именно я оказываюсь лежащей на нем сверху.

Его глаза так близко, что в их глубине я вижу своё отражение. Оно кажется испуганным и смущенным одновременно.

Царевичев чуть надавливает мне на затылок, и наши лица соприкасаются.

— Что же ты так оробела, моя смелая девочка? — шепчет он в мои тубы и, не дожидаясь ответа, немедленно захватывает их глубоким уверенным поцелуем.

Вихрь дурманящих ощущений снова охватывает мой разум и чувства. Дрожу в его руках, бессильно распластавшись на широкой груди, и мучительная, острая пустота внутри требует заполнить ее немедленно, здесь и сейчас.

У меня вырывается тихий жалобный стон, и Царевичев жадно ловит его.

Я так самозабвенно наслаждаюсь терзающими меня умелыми губами, что осознаю медленное движение его ладони вниз по моей спине только в тот момент, когда она надавливает мне на поясницу и ныряет ещё ниже, в бурлящую теплую воду.

Вздрагиваю и, непроизвольно отстранившись, вся сжимаюсь.

— Это моё… — Царевичев собственнически прикусывает мочку моего уха, и я ощущаю на щеке жар его дыхания одновременно с нежными и властными ласками его руки там… под водой. — Ты принадлежишь мне, Катя. Скажи это. Скажи это вслух.

— Я… принадлежу… — послушно повторяю за ним слабым голосом и, не успев договорить, захлебываюсь вздохом от пронзительной сладкой дрожи.

Меня накрывает потрясающее фееричное дежавю бесконечного блаженства. Как будто я вернулась в тот праздничный вечер во «Дворце», когда Царевичев неожиданно распластал меня на столе, обезоружив откровенными и бесстыдными прикосновениями.

Только в тот раз наслаждение почти сразу же сменилось мучительным стыдом, а сейчас его нет. Я чувствую только очень приятную расслабленность, а тело кажется легким, как воздушное пёрышко.

— Маленькая моя… любимая… — выдыхает Царевичев дрогнувшим голосом. — Моё отзывчивое чудо!

Слабость и какая-то ватная усталость вдруг наваливается на меня так неудержимо, что я роняю голову на плечо Царевичева. Бешеное биение его сердца отдается мне куда-то в шею, и у меня возникает сильнейшее чувство неловкости. Потому что свидетельство мужского желания по-прежнему остаётся более чем ощутимым.

Ничего, сейчас я всё исправлю, и мы продолжим.

— Артём, — нежно шепчу ему в шею с полузакрытыми глазами, ловя губами яростный пульс. — Я люблю тебя… очень люблю… и мечтала сказать об этом очень давно. Ты ведь знаешь об этом?

— Теперь знаю.

Он произносит это ровным голосом, но руки, сжавшиеся вокруг моей талии властным кольцом, свидетельствуют о весьма бурной эмоциональной реакции на мое признание.

— А как давно? — уточняет он.

— Думаю… с того утра, как ты спас меня от Вадима.

Царевичев слегка встряхивает меня за плечи, и я приоткрываю один глаз, чтобы покоситься на него.

— Жестокая. Ты долго мучила меня неведением.

— Ну, я не была уверена, что ты относишься ко мне так же серьезно, — поясняю ему с улыбкой. — Я слишком сильно отличаюсь от твоего окружения. Как и ты от моего. И я до сих пор не уверена, что это хорошая идея насчёт ну, выйти зате…

Царевичев быстро прикладывает палец к моим губам.

— Никогда больше не сомневайся во мне, Катя. Ты поняла?

Его требование звучит так безапелляционно и категорично, что мне становится смешно.

— Да, Артём Александрович, — нежно и сонно бормочу я, а потом неожиданно для себя зеваю. — Как пожелаете, мой босс.

— Эй, да ты совсем засыпаешь! — тихо сообщает Царевичев и как-то странно хмыкает над моей головой — то ли досадуя на самого себя, то ли потешаясь.

— Нет-нет, — отрицаю я очевидное, не открывая глаз, но старательно борясь со сном. — Я хочу, чтобы ты…

— Уложил тебя в постель и дал возможность оправиться после похищения, — прерывает меня Царевичев со смешком. — Нет, Катя, мы не будем этого делать сегодня. Ты слишком устала.

— Думаешь? — я снова зеваю.

— Знаю.

Мое тело взлетает вверх, подхваченное сильными руками, и нежится в этой любовной колыбели, изнемогая от блаженства. Я просто уплываю в сон, чувствуя мягкое прикосновение мужских губ к своему виску… и в какой-то момент, из далёкой и прекрасной реальности слышу вздох Царевичева и его красивый низкий голос:

— Спи, моя радость. Но не забывай, что твой босс всегда берет своё, рано или поздно. И завтра ты это поймёшь.

Глава 28. Утро с сюрпризом

Утром я просыпаюсь в полном одиночестве.

На какое-то мгновение при взгляде на незнакомый потолок сердце пронзает испуг — что это за место? А затем я вспоминаю вчерашний вечер и утыкаюсь лицом в подушку, глупо и безудержно улыбаясь.

Наволочка из темно-синего шелка слабо пахнет знакомым ароматом мужского парфюма и неуловимо особенного, волнующего запаха, который присущ только Царевичеву. Хочется тискать подушку до бесконечности, но ещё больше меня тянет узнать, куда подевался он сам. Смутно припоминаю, что вчера он устроил меня уже в полудрёме на кровати, а потом сбросил с себя прямо на пол мокрую одежду и лёг рядом, прижавшись вплотную и покалывая щетинистым подбородком мою шею.

Интересно, как давно он покинул постель?

Я медленно потягиваюсь перед тем, как встать, и окончательно просыпаюсь. Нежиться на восхитительных шелковых простынях, конечно, безумно приятно, но времени уже… — я бросаю короткий взгляд на электронное табло часов над черным экраном «домашнего кинотеатра», который висит на стене напротив кровати, — десять с половиной часов утра.

Ого! Вот это я, что называется, хорошо поспала. Даже и не припоминаю, когда в последний раз просыпалась в такое позднее время. Наверное, это было ещё в те далёкие времена, когда я только заканчивала школу и не могла себе позволить где- то работать в две смены. Хотя и тогда мое утро в самом позднем случае начиналось примерно в тридцать минут девятого, а никак не за десять!

Что ж, наверное, стресс и переутомление последних