Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я на секунду прикрываю глаза и стискиваю кулаки. Так и хочется заорать на эту стерву: «За что?! За что вы так поступили с невинным беззащитным ребенком? Как вы могли? Вы же мать, у вас есть свой ребенок.»
Но затем резко вспоминается, что мать из Ангелины никакая. А привязанность к сыну — нулевая… если совсем не минусовая.
Да уж, не женщина, а инопланетянка какая-то яйцекладущая. Вроде марсианской кукушки. Снесла яйцо и кому-нибудь подбросила… А может, она просто социопатка?
— Мне вас не понять, — сухо констатирую я в конце концов после затянувшегося молчания.
Ангелина крепко сжимает ярко накрашенный изящный рот. Глаза ее так и шарят по моему лицу в поисках хоть какого-то слабого места и шанса на отмазку, но я стою с хмуро-каменным видом и отстраненно прикидываю, что мне делать с этой бессердечной «инопланетянкой».
Тогда она заискивающе косится на Царевичева.
— Артём, ты же понимаешь, если я сяду в тюрьму, то это может испортить жизнь Костику… нашему сыну! За его спиной друзья будут болтать, что его мать уголовница.
— Будет тяжеловато… но Костя это переживет — холодно отвечает он. — А вот если бы ваши с Филиным планы осуществились, то я бы обеспечил тебе не просто срок в тюрьме, но и самое неприятное там место пребывания. Можешь на меня не смотреть, Ангелина, я уже сказал — всё зависит от Кати.
Смотрю на замкнутое лицо Царевичева и каким-то внутренним чутьем улавливаю, как неприятна ему сейчас официальная супруга. Быть связанным с женщиной, которую пришлось подкупить только ради того, чтобы она не избавилась от сына до рождения… это тяжкая ноша. Угнетающая и сковывающая, словно кандалы. Только теперь эту ношу мы с ним делим на двоих.
Что ж… пожалуй, в моих силах скинуть ее с наших плеч побыстрее и вдохнуть жизнь полной грудью.
— У меня тоже есть к тебе один вопрос, Лина… — вдруг добавляет Царевичев. — Мы нашли Морозова на заброшенной лесной дороге возле «Горной сказки» без сознания. Это вы с Филиным постарались? Отвечай.
— Я не… — вскидывается Ангелина, но он предостерегает:
— Без вранья. И в глаза мне смотри.
Она несколько секунд бегает взглядом по его холодному лицу, потом, видимо, приходит к выводу, что игра не стоит свеч. И с крайней неохотой цедит:
— Да! Я встретила Матвея на главной дороге, кода вывозила Сержа из вашей западни. Но он сам виноват! Зачем-то остановил меня и начал расспрашивать, давно ли я видела Филина.
Повисает пауза. Блондинка шевелит губами, явно стараясь подобрать обтекаемые формулировки для своей подлости, но Царевичев не даёт ей возможности вывернуться:
— Дальше!
— Я не могла пустить его в свою машину, чтобы поговорить, иначе он бы увидел на заднем сиденье Сержа. Поэтому сказала, что у меня неисправен прикуриватель и попросилась в его фольц… — она снова умолкает и кусает губы, смазывая помаду.
— Продолжай.
— Я ничего такого не планировала! Матвей всегда был мне симпатичен, клянусь тебе, Артем! Просто… так получилось… Мы сели в его машину, поговорили. Но я сильно надымила, поэтому он оставил передние двери открытыми. Серж. — сглатывает она. — Он подошёл к нему со спины и ударил. Объяснил это тем, что каждая минута на счету и некогда тратить время на болтовню. Я была возмущена, это правда, Артём! Кричала ему. что такая подстава мне не нужна… и тогда Серж предложил просто сказать частичную правду, если Морозов потом очнётся. Насчёт того, что я ничего не знала, а беглец появился неожиданно и потом снова исчез.
— Морозов очнулся, — хмуро сообщает Царевичев, играя желваками. — И уже рассказал, что перед тем, как потерять сознание, был вместе с тобой. У него травма головы… к счастью, несерьезная.
— Спасибо, что сказал. Я переживала за него… — Ангелина заискивающе улыбается и принимает феноменально обманчивый вид робкой девы в беде, которая остро нуждается в мужском покровительстве.
Я наблюдаю за ней с недоверчивым сожалением. С такими способностями к преображению ей бы стоило строить карьеру не топ-модели, а киноактрисы.
— Мне очень жаль! — повторяет Ангелина, нервно ломая руки, и переводит взгляд с отвернувшегося Царевичева на меня. — Правда, жаль! Давайте договоримся. Я готова пойти на любую сделку, чтобы избежать тюрьмы, серьезно!
Я скрещиваю руки на груди:
— И вы готовы доказать это делом?
— Да! — с жаром кивает она.
— Хорошо. Подождите, мне надо кое-что уточнить.
— Конечно-конечно. Я подожду, сколько понадобится!
Мы с Царевичевым отходим от нее на несколько шагов в сторону, и я ловлю на себе вопрошающе-внимательный взгляд любимых медовых глаз.
— Так что ты решила, Катя? — тихо спрашивает он, мягко убирая с моего лица растрёпанные осенним ветерком пряди волос. — Только не жалей ее. Она не стоит твоей жалости, мой ангел.
— Я знаю… — шепчу в ответ и чувствую, как снова на меня наваливается огромная бесконечная усталость. Так хочется лечь и отдохнуть, но пока ещё нельзя. — Артём, если ее будут судить по закону, то какой может быть вынесен приговор?
Царевичев изучающе вглядывается в мои глаза, но вопросов не задаёт, а просто отвечает:
— Всё зависит от тяжести обвинений… и профессионализма адвоката. Видишь ли, формулировки в этом деле имеют огромное значение. Если ты обвинишь ее в самом злостном и активном соучастии с Филиным… то есть по групповому сговору. Да ещё и с железобетонными доказательствами, то она сядет за решетку лет на пять минимум. А если сделаешь упор на Филина и упомянешь Ангелину вскользь, чтобы ее соучастие вызывало вопросы… хороший адвокат может убедить судью, что она действовала импульсивно или сама была обманута преступником. И тогда ей дадут условный срок.
— То есть в тюрьму она не сядет? — уточняю я.
— Не сядет. Останется отбывать срок на свободе под государственным надзором. И скорее всего ей назначат исправительные работы без возможности отказаться.
Несколько секунд я размышляю над словами Царевичева. А что, неплохое решение.
— Отлично. Думаю, этот вариант устроит всех. Ангелина не уйдет от наказания, останется с судимостью… но и в тюрьму не сядет, как того и хотела. А ты можешь устроить так, чтобы ей назначили исправительные работы в качестве младшей официантки? Мне кажется, ей было бы полезно поработать в сфере обслуживания и почувствовать, каково это, когда тебя считают тряпкой для вытирания ног Царевичев вдруг мягко прижимает меня к себе, и я слышу, как он тихо смеётся.
— Катя, ты действительно ангел… — шепчет он мне на ухо. — Ангел возмездия. Страшный и неумолимый. Ты понимаешь, что это наказание может стать для Ангелины хуже, чем