– Какие алименты, вы что! Нет у него никакого сына! Это мой ребенок! Он тут ни при чем!

– Конечно! – радостно поддакнул Николай. – Женщина должна предохраняться и думать о последствиях. Подобная безответственность наказуема! Каждый должен решать свои проблемы сам! А мужчина имеет право находиться в вечном поиске и полете!

Рита с трудом проглотила вертевшийся на языке комментарий, понадеявшись, что дома Татьяна отомстит за нее по полной программе.

– Легкой жизни захотел, полетов ему не хватает, – пробубнила Таня. – Сейчас так дам, что лететь будешь долго и со свистом, только вот мягкой посадки не обещаю! Ты у меня теперь дома по струнке ходить будешь!

– Буду, буду, мышка моя! – радостно залебезил Николай, поняв, что в квартиру его запустят. Правда, неизвестно, на каких условиях, но детали уже можно пережить.

Когда супруги покинули негостеприимный офис, Рита обалдело посмотрела на свое отражение в стеклянной дверце шведского шкафа и попыталась осмыслить произошедшее. Облегчение наступило, но оно не было связано с тем, что она отомстила. Месть как таковая не свершилась, зато вопрос закрылся. И облегчение было связано именно с окончанием этого несимпатичного этапа.

– Сами создаем себе проблемы, а потом сами же их и решаем, – часто говорила Лида.

Унизить ничтожество невозможно, на то оно и ничтожество. Николай легко приспосабливался к любым условиям, стремясь туда, где сухо и тепло, но так же легко готов был мириться с неуютной сыростью и серостью бытия.

– Соколову искать станешь? – поинтересовалась вечером Лидка.

– Ты что? – вздрогнула Маргоша. – Хватит с меня. И так совершенно постороннему человеку гадость сделала. Как они теперь жить будут?

– Нормально будут жить, ты за себя бойся. Меня сватаешь, а сама чего не замужем? Вон, даже эти два недоразумения опять слились в экстазе. Кстати, а чего это ты свою Таньку простила?

– Так ей и без меня досталось, – махнула рукой Рита. – Кольку-то она не удержала.

– И что, тебе даже неинтересно, как она живет?

– Десять лет неинтересно было, а теперь и подавно. Не получилась из меня народная мстительница. Не судьба.

– Да уж, не судьба. Хотя у тебя просто ума не хватило организовать дело нормально, – наставительно сообщила Лида.

Маргоша так радовалась скоропалительному завершению неприятной истории, что даже не стала напоминать подруге, что основным организатором назначалась именно Лидка, поленившаяся тщательно распланировать порядок действий.

Маленькая хрупкая блондинка пробиралась по орущему, визжащему и подрагивающему бетонными стенами школьному коридору. Дети налетали на нее, валились под ноги и норовили основательно покалечить, чтобы любимая учительница расплескала все свои знания, не донеся их до светлых голов радующихся жизни учеников. В первые дни работы она еще наивно пыталась вычислить наиболее безопасный отрезок времени, когда можно перебежками доскакать до учительской, отсидеться там, вежливо улыбаясь в ответ на холодные кивки более маститых коллег, и добраться до очередного кабинета, не пав в глазах учеников ни морально, ни физически. Этот ежедневный экстрим по количеству отрицательных эмоций напоминал ей поход к зубному, когда ждешь только плохого, которое в результате оказывается еще более худшим, чем планировалось.

Учителей в школах не хватало, поэтому молоденькую студентку директор приняла на ура, пообещав сказочные условия работы, надбавки, премии и совершеннейшую сказку, что никак не вязалось с горестными рассказами о тяжелой жизни бюджетников. Как выяснилось буквально через месяц, рассказы базировались на горьких фактах, а расплывчатые обещания – лишь на горячем желании директрисы заманить в свое болото молодого специалиста. У Олечки не было своего кабинета, наглядных материалов и прав на бесплатные овощи от шефов из областного совхоза, зато имелась масса обязанностей, неприятных повинностей в виде ежедневного писания планов занятий и рисования пособий, а также огромное количество «окон» между уроками, из-за чего рабочий день растягивался невообразимо. «Окнами» на местном педагогическом сленге назывались пустые уроки, когда, например, в сетке учителя стояли только первый, третий и пятый уроки, а второй и четвертый являлись «окнами». Оплачивалось же по штатному расписанию только количество проведенных уроков, а то, что педагог вынужден «простаивать», никого не волновало.

– Ольга Николаевна, вы же должны понимать, что я не могу идти вам навстречу в ущерб интересам моих старейших педагогов, – искренне выкатывала глаза директриса и в подтверждение сказанного прикладывала к груди толстые руки, поблескивавшие кольцами и браслетами.

Если переосмыслить ее фразу, то получалось, что политически правильно будет ущемлять интересы молодого педагога, чтобы защитить дряхлеющее племя старейшин. Всем хорошо быть не может, это нарушает законы вселенского равновесия, поэтому хрупкая Олечка оказалась на нижней чаше весов, перетянув своими сорока семью килограммами чахлый коллектив заслуженных работников, изможденных многолетним непосильным трудом, в связи с чем все «окна» достались ей.

– А что ты хотела? Сразу в «дамки»? – пожимала плечами мама. – Так всегда было и будет. Сначала заработай авторитет, а потом качай права.

– То есть мне пока делать вид, что все устраивает? – уточнила Олечка.

– Именно. Если не хочешь нажить врага в лице директрисы. Скандалистов нигде не любят.

– Но я не скандалить, я только…

– Объяснить ей свою позицию ты все равно не успеешь, – отрезала мама. – Хочешь работать? Работай! На моей шее я тебе сидеть не позволю! Девятнадцать лет – это уже нормальный возраст. Не нравится, иди метлой маши, тоже работа! Правда, не такая чистенькая, как в школе, зато платят больше. Наверное. – Особой уверенности в мамином голосе не было. Но в ней трепыхалось желание вырастить надежду и опору, чтобы в старости не оказаться в положении соседки, бабы Фроси, сын которой до сих пор писал диссертацию, чем бабка и гордилась, собирая пивные бутылки. Татьяне довод «зато не пьет и не бьет» казался недостаточным поводом для удовлетворения собственного честолюбия. Она сама сильно обожглась в молодости, и ее ошибка стала роковой, поэтому для дочери ей очень хотелось лучшей судьбы.

Словно по мановению волшебной палочки, визг в коридоре стих, скорость хаотичного перемещения школяров снизилась до предельного минимума, особо впечатлительные даже вжались в стены. Ольга выдохнула, но тут же досадливо поморщилась от догнавшего ее, точно камень, брошенный из пращи доисторического охотника, солдафонского окрика:

– Ольга Николаевна! А я к вам!

«Куда, интересно, ко мне, когда даже у уборщицы в этом содоме есть свой угол, а у меня нет?» – раздраженно усмехнулась она, старательно натягивая на лицо ласковую улыбку в процессе поворота головы. К ней стремительно неслась директриса, сотрясая топотом слоноподобных ног межэтажные перекрытия.