Через час в присутствии Вепря Яромир зачитал составленную им дарственную:

— По доброй воле передаю все права на владение поместьем Олешьевом и власть над Сурочью под рукой князя Нарога младшему брату своему Ярославу по прозвищу Зовиша.

— Я слышал и запомнил, что и подтверждаю своей подписью, — сказал Вепрь, берясь за перо.

— Принимаю, — коротко ответил Ярослав Зовиша, оставил росчерк на бумаге и спросил: — И что теперь?

— Теперь ты — владетель и исполнитель закона в Сурочи. В Верхотуре я зайду в Поместный приказ, оставлю список дарственной.

— Нет, я хочу спросить: ты-то теперь куда?

— Нетрудно догадаться, — со вздохом заметил Вепрь. — Я немало пожил и видел людей с метой судьбы на челе. Только ты уж, Нехлад, в омут с головой не бросайся. Не знаю, поможет ли это… В общем, стабучане слух привезли, будто в Нароге появился некто Древлевед.

— Имя известное, — сказал Яромир. — Я слышал о нем.

— Знаменитый маг и знаток старины. Говорят, он как раз в Верхотур собирался. Может быть, он сумеет чем-то помочь? Если захочет…

* * *

Не дожидаясь следующего дня, Нехлад попрощался с Олешьевом и, сопровождаемый своими ближниками, Торопчей и Тинаром, тронулся в путь. Он старался не оборачиваться, только на границе леса, не удержавшись, бросил взгляд назад, на засеянные поля, черные прямоугольники которых уже подернулись зеленоватой дымкой юных всходов, на яркий, быстро растущий посад, на могучий сруб дружинного дома и терем. День выдался пасмурный, и все равно картина казалась удивительно светлой и теплой.

И, подумав так, Нехлад подумал тотчас иное: что видит родные места в последний раз. Но сердце к этой мысли осталось безучастно. Истинной причиной, заставившей его разорвать путы сомнений и — верно почувствовал Вепрь — броситься в путь, как в омут с головой, причиной, скрытой им даже от самых близких людей, был страх — слишком большой, чтобы рядом с ним могли быть заметны все прочие страхи.

В это утро, придя в заповедный лес, к рябине-посестрее, чтобы рядом с ней обдумать очередной сон, он увидел на берегу ручейка следы босых девичьих ступней. След возникал из ниоткуда и исчезал в никуда, он был четким, словно нарочитым… И Нехлад ни на миг не усомнился: проклятая демоница побывала здесь во плоти. Ее подручные, наверное, и впрямь не могли удаляться от Ашета, но она — могла.

Он отвернулся и тронул бока Уголька пятками.

На следующий день они повстречали отряд младшей дружины, двигавшийся с отрочьей заставы в столицу. По закону Сурочь частично обеспечивала заставу пропитанием и починкой доспехов, поэтому почти всех служивших там воинов Яромир хорошо знал. Вот и этот отряд вел знакомый старшина, полусотник.

Старшина точно не знал, ради чего отроков вдруг спешно вызвали в столицу, но, в сущности, тут и гадать было нечего: младшая дружина должна заменить часть войск, которые отправятся в глухоманье. Преследуя Белгаста, Мадуф, по слухам, проявлял нечеловеческую жестокость. Останавливаться он не собирался, а значит, беда грозила и лихским поселениям. Бросать в беде лихов, которым недавно обещали покровительство, не годилось. А кроме того, кто же откажется от возможности на законных основаниях подергать за усы гордое Ливейское царство?

Отроки, иные из которых были одногодками Нехлада, а в основном — младше на год или два, смотрели на него с трепетом и слишком часто пытались спрашивать про Ашет. Но несмотря на это, путешествие протекло быстро и нескучно.

На последнем переходе Нехлад попрощался со старшиной и отрядом и пустил Уголька вскачь. Время едва перевалило за полдень, когда он с ближниками въехал в город.

Приезжая в столицу, управители нарожских поместий останавливались в кремле, в особом тереме, который так и назывался: боярский дом. Во дворе его, расседлывая Уголька, Нехлад увидел знакомых лошадей и насторожился: неужели Ярополк в столице? И впрямь, войдя, он столкнулся со стабучанином лицом к лицу. Однако тот поприветствовал Яромира вполне по-дружески, словно между ними никогда ничего не стояло. Точь-в-точь так, как в Затворье с ним разговаривал.

Нехлад оставил недоумение при себе. В конце концов, с этими стабучанами и впрямь не разберешь, что к чему. Может, старший боярин опять задумал какую-то хитрость, а может, просто остерегается показывать свои истинные чувства в столице, помня, что князь благоволит Сурочи.

Теперь это неважно. Яромир приехал не как боярин.

Однако о прибытии следовало известить князя, что Нехлад и сделал, доложив смотрителю боярского дома, не забыв присовокупить: «По личным делам». Его устроили в привычных покоях, где уже приходилось останавливаться, когда сопровождал отца. Немного отдохнув с дороги и пообедав, он приказал прислуге истопить баню к вечеру, а ближникам поручил, не слишком явно любопытствуя, вызнать две вещи: что поделывает в Верхотуре Ярополк Стабучский и где можно отыскать великого мага Древлеведа.

Сам же, не откладывая дела в долгий ящик, отправился в Книгохранилище.

Высокое каменное здание, снаружи непритязательное, а изнутри богато отделанное деревом, стояло на кремлевском подворье. Служащий на входе оказался новичком, но Ростиша, бывший волхв, а ныне глава Летописного совета и Старший Хранитель Книг, уже шел навстречу.

— Здравствуй, здравствуй, молодой боярин, да благословят тебя пресветлые боги, — воскликнул он. — Яромир, сын Владимира, давненько ты не навещал наш кров. Я слышал, все больше у иноземных купцов книги покупал?

— Был грех, — кивнул Нехлад.

— И попадалось ли что-нибудь достойное?

— Для меня да, ну а тебя-то, поди, не удивить теми писаниями, учитель.

Изначально при Книгохранилище все боярские дети обучались азам грамоты и землеведения, потом стали принимать в обучение и незнатных людей. Желавшие изведать больше мудрости оставались, порой даже поселялись на подворье, перенимая знания Хранителей, летописцев и волхвов, которые были частыми гостями здесь.

— Слышал я, что в прошлый раз ты в столицу прибыл больным, и не стал тревожить тебя, хотя и хотелось позвать, а то и навестить. Но уж теперь-то ты мне все расскажешь. Знаю, горько будет вспоминать, но про Кручину ты мне расскажи. Любил я его.

— Расскажу. А разве Радиша не поведал о наших злоключениях?

Звездочет, как было известно Нехладу, из сгоревшего Перекрестья отправился в Верхотур.

— Говорил он, да неохотно. Хочу от тебя все услышать. В тебе, думаю, мужества поболее будет, значит, честнее расскажешь.

Они с Ростишей уединились в его келье, и Яромир, поначалу действительно неохотно, потом все более увлекаясь (и не без удивления обнаружив, что воспоминания не причиняют ожидаемо острой боли), открыл все. То есть почти все: про сны свои и подозрения на первый раз решил не упоминать.

Книжник слушал, не перебивая, и лицо его все больше омрачалось.