Т. Е. Лоуренса[99], У. Б. Йейтса, Уинстона Черчилля и Уоллеса Стивенса. Даже американские издатели Бен Хюбш и Альфред Кнопф, отказавшиеся выпускать «Улисса», захотели приобрести по экземпляру в свои частные библиотеки.

А потом пришел долгожданный ответ от Бернарда Шоу, который написал Сильвии длинное письмо с подробными объяснениями, почему не будет покупать «Улисса»: он уже прочитал часть романа в журналах и пришел к выводу, что перед ним «отталкивающая картина отвратительной фазы цивилизации», несмотря на то что он «сам исходил те улицы и знаю те лавки… я еще в двадцатилетнем возрасте бежал от всего этого в Англию». В его с Джойсом родной Ирландии, заявлял он, «стараются отмыть кота, тыкая носом в его собственное дерьмо», в чем, собственно, и состоял замысел Джойса в его романе. Но Сильвии больше всего нравилась концовка письма: «Я уже пожилой ирландский джентльмен, и, если вы воображаете, что какой-нибудь ирландец, а тем более пожилой, выложит за подобную книжку сто пятьдесят франков, значит, вы плохо знаете моих соотечественников».

Джойс читал и перечитывал письмо посреди кучи коробок с книгами и всяческими безделушками, которые Сильвия с Мюсрин целый день распаковывали и расставляли в новой лавке по улице Одеон.

— Похоже, вы должны мне обед, — сказал Джойс.

— Ничего не знаю, — тут же ответила Сильвия. — Может, его письмо и полно критики, но он явно считает вас писателем, заслуживающим внимания, если он потратил столько времени на объяснения, почему не купит вашу книгу. И потом, само письмо уморительно.

Она все утро хихикала над оборотами речи Шоу. Сейчас она встала в театральную позу и, приложив руку ко лбу, произнесла грубым голосом, старательно имитируя сильный ирландский акцент:

— Я ирландский джентльмен. Кхе-кхе. Джентльмен, говорю.

Кот Лаки выпрыгнул из коробки и стал тереться о ноги Сильвии, а она, смеясь, взяла его на руки и ткнулась своим носом в его, приговаривая:

— Ну-с, Лаки, а ты что скажешь мистеру Бернарду Шоу, ирландскому джентльмену?

Джойс улыбнулся.

— Вы очень похоже его изображаете.

— Однако мы никогда не встречались.

Поглаживая мягкую шерстку Лаки между ушами, она продолжала:

— Обед, как я догадываюсь, в «Максиме», верно? Разве что придется подождать, пока я залатаю дыру в кошельке.

— Я само терпение.

— У нас есть и другие победы, которые тоже можно отпраздновать, — сказала Сильвия, впервые за последние недели чувствуя легкость на сердце. Помогало и то, что Джойс собственной персоной стоял у нее в лавке, напоминая ей, что он реален, и его книга реальна, и она великолепна, и Сильвия ее издаст.

— Ларбо написал, что он с головой в работе над французским переводом и рассчитывает осенью устроить чтения у Адриенны в лавке, и… — для пущего эффекта Сильвия сделала паузу, — месье Дарантьер напал на след превосходной типографской краски для обложки! Один его германский партнер написал, что нашел оттенок точь-в-точь как на греческом флаге, а Дарантьер все равно собирался туда по рабочим делам, так что он на месте оценит, то ли это, что нам надо.

— Каэтан Тиенский улыбается нам с небес.

— Боюсь, я подзабыла, кто есть кто из святых. Меня растили пресвитерианкой.

— Он покровитель доброй удачи. И Аргентины.

Она засмеялась.

— Хотите сказать, в Аргентине полно везучих счастливчиков?

— Почему бы и нет? Надо бы нам с миссис Джойс съездить и лично проверить. Я читал, что там очень красиво.

Как это ни претило Сильвии, но пришлось продолжить:

— Так вот, возвращаясь к Дарантьеру, думаю, мой долг предупредить вас, что все исправления, которые вы вносите, существенно увеличат затраты на печать. Я-то сама не против, но вам, думаю, надо иметь в виду, что вы не сможете рассчитывать на прибыль, если все деньги за подписку уйдут на правку печатных форм.

Он вздохнул — в последнее время Сильвия замечала, что он большой любитель повздыхать, — и ответил, пожав плечами:

— Мне важнее, чтобы в книге было все правильно, чем чтобы мы обогатились.

Сильвия и сама так считала.

Но в этом случае чего же он поспорил на обед в «Максиме»?

Глава 13

В июле, на неделе между Днем независимости и Днем взятия Бастилии, прежде чем летний зной успел выгнать всех парижских друзей на поиски прохлады, кого в горы, а кого на побережье, состоялось официальное открытие «Шекспира и компании» в новом помещении через дорогу от «Ля мезон».

Валери Ларбо по такому случаю приехал из Виши, и под вечер, когда тени начали удлиняться, а со стороны театра «Одеон» дул легкий бриз, все ближайшие друзья Сильвии и Адриенны собрались в лавке поднять бокалы шампанского и пожелать ее хозяйке всего наилучшего. При виде заполонившей улицу оживленной толпы писателей, французских и американских, читателей, музыкантов, художников, эмигрантов и любопытствующих жителей квартала Адриенна весело прощебетала:

— Не удивлюсь, если подумают, что здесь открывается выставка сокровищ Лувра.

Они чокнулись бокалами с Сильвией.

— Ты превзошла себя, — сказала Андриенна, любуясь роскошным столом, который ломился от изобилия летних фруктов, искусно вырезанных в форме забавных зверушек или уложенных в виде диковинных цветков; здесь были и разнообразные сыры, хлеба, saucissons[100] и салаты, а посреди всего этого великолепия гордо возвышался pièce de résistance[101] — испеченный Адриенной огромных размеров двухъярусный торт в форме двух книг: «Автобиографии» Бенджамина Франклина и «Листьев травы» Уолта Уитмена. За последние пару дней Сильвия не раз слышала, как Адриенна ругается на помадку для торта, а готовые «книги» пришлось держать в леднике у Мишеля, чтобы не подтаяли, но выглядели они сногсшибательно.

— Спасибо тебе, — прошептала Сильвия на ухо подруге, стараясь, чтобы слова прозвучали как можно более значительно.

Киприан была в своей стихии, удостаивая взглядами из-под длинных ресниц и вниманием только самых именитых гостей. Эрнест с Хэдли держались за руки, смеялись и болтали со всеми подряд. Эрнест, то и дело подливая в бокалы золотистое вино из охлажденных бутылок, сообщал всем и каждому:

— На той неделе я закончил еще один рассказ!

Жюли переваливалась как утка, держась за поясницу в попытке немного уравновесить сильно выпирающий живот, Мишель же бродил как в воду опущенный, его усталые глаза и понурые плечи говорили о глубокой тоске. Сильвия не хотела приставать к нему с вопросами, а понадеялась на днях увидеть их обоих или кого-то одного в лавке и тогда-то выяснить, что у них стряслось и чем она может помочь.

Боб довольно быстро набрался, тогда как Брайхер, специально приехавшая в город на открытие «Шекспира и компании», едва потягивала свое шампанское. И оба они не отрывали ревнивых глаз от жизнерадостной черноволосой Х. Д. — та как ни в чем не бывало напропалую флиртовала с другими гостями, не обращая ни малейшего внимания на